В оковах его власти
Шрифт:
Порой мне казалось, что я сходил с ума. Никто и никогда не вызывал во мне настолько сильного желания обладать. Чтобы аж в глотке драло беспощадно, чтобы руки заходились в чесотке, чтобы пальцы сжимались в кулаки…от понимания того, что этого не случится. Сделать единолично своей невозможная реальность, далекая от той жизни, в которой я находился. Никто и никогда не становился для меня непостижимой целью, а здесь я наступал себе на глотку, я заставлял себя держаться, чтобы позднее не найти утешения ни в каких руках. Здесь случилась моя непостижимая цель.
Мы только говорили, ведь я дал себе срок. Пока она
После довольно долгого молчания Маша вздрогнула, уронив книгу в кожаном переплете на пол, а сама резко вскочила, будто бы увидела привидение. Ее открытый и искренний взгляд резал меня без ножа.
—Добрый вечер, Александр Павлович, — девчонка сразу же отвела взгляд, натянуто улыбнувшись. Я довольно неплохо читал людей, но она иногда оставалась для меня закрытой книгой, потому что ее поведение не могло трактоваться однозначно. Она явно не была довольна тем, что я приказал ей находиться тут, что порой чуть ли не силой кормил ее и лечил. Но при этом, несмотря на подспудный страх, что периодически выплывал наружу, я не видел, что наши разговоры могли бы принести ей неудобства.
Наоборот. Она умела поддержать его, делала это с охотой, а я словно проголодавшийся зверь сидел и пускал мысленно слюни на кролика, который и не догадывался о моих мыслях. Сожрать целиком.
Больной на голову извращенец.
ГЛАВА 12
Маша
Мне было некомфортно в его присутствии, настолько, что порой хотелось сбежать, но одновременно внутри что-то шептало о том, что нужно остаться. Как можно бояться человека и в то же время считать необходимым быть с ним рядом? Так ведь не должно быть? Зачем он это делал? Неужели только потому, что считал себя должником? Глупо. Он мог назначить людей для такого мероприятия, как я, а не самому активно участвовать во всех моих проблемах.
“Пока не придешь в полный порядок” у меня однозначно затянулось больше, чем на неделю. Основную часть времени я находилась сама, блуждала по дому, однажды даже попыталась убрать, но оказалось, что убирать тут нечего, все и без того вылизано до идеала. Здесь работала домоуправительница, садовник и в целом я бы не назвала подобное строение дачей, как называл его мэр. Пентхаус, коттедж, но никак не дача, ведь дача в моем понимании, это что-то старое и чахлое, я бы даже сказала, что полуразрушенное и без каких-либо удобств. Здесь же были мраморные полы, изящные фрески и мозаики, словно это был музей.
Стыдно признаться, что при первой удобной возможности я это все рассматривала с таким вниманием, словно в Лувре прогуливалась. В зале находился огромный камин перед широким кожаным диваном, возле которого на полу покоилась шкура убитого медведя. Потрогав жесткую шерсть, в душе зародился ужас.
По вечерам я непременно ходила в библиотеку, это место стало моей персональной слабостью, ведь столько интересных книг сразу я нигде еще не видела. Читать я любила, пусть в последнее время уделяла этому слишком мало времени. Но причина понятна…сейчас же я позволила себе немного расслабиться и погрузиться в миры, где были совсем другие проблемы. И где точно не было попытки выжить с отцом-алкоголиком.
Почти каждый вечер ко мне приходил мэр, справлялся о моем самочувствии, а затем садился и как-то непринужденно у нас завязывались беседы, которых я ждала с особым нетерпением, но порой и не дожидалась, засыпая в глубоком кресле в обнимку с книгой. На утро же я просыпалась в своей не своей комнате, где о присутствии Белова напоминал лишь слабый шлейф мужского одеколона, въевшегося в мое нутро намертво.
Но все прекрасное имеет свойство заканчиваться или нарушать привычный ход вещей. Сегодня на кухне я столкнулась с женщиной, которую узнала, даже видя ее со спины. Копна темных кудрявых волос ниспадала по изящной спине, аккуратную фигуру обволакивало приталенное платье-свитер. Передо мной стояла жена Александра Белова. В этот момент, что-то внутри заставило меня затаить дыхание. Белова развернулась ко мне лицом и посмотрела так, как обычно смотрят царицы на форменных замарашек.
—Здравствуйте, — мой голос вышел писклявым.
Ответа не последовало. Женщина продолжала рассматривать меня, словно сопоставляя в голове какие-то неведомые мне факты. А затем подошла ближе, настолько, что я слышала нишевый аромат женского парфюма, и он, несомненно, ей шел. Такой же величественный.
Почему-то мне вдруг стало стыдно, а еще я ощутила себя грязно, пусть я ничего запрещенного и не совершила, но в ее глазах отражалось нечто такое, что буквально заставило меня почувствовать вину.
—Вы знаете, кто я? — голос нежный, в нем не было и намека на агрессию, нет, она несла себя величественно до конца. Настоящая жена представителя власти.
—Да, — в глотке образовался комок, который невозможно было не протолкнуть внутрь, ни выкашлять.
Лицо с правильными чертами искривилось в печальной усмешке.
—Я жена Александра Белова. Законная. Родившая ему наследника. А вот вы неизвестно кто, так что же вы тут делаете, в доме женатого мужчины? В таком виде? — она снова посмотрела на меня сверху вниз. В ее словах, безусловно, был здравый смыл. И она была на коне, в отличии от меня…стоявшей в мужском свитере и плотных черных колготках. В свитере ее мужа, очевидно.
Оправдываться не было смысла, что я могла бы сказать? Что меня тут силой удерживают? Это не так, тут нет охраны, я бы могла выйти в любой момент, но правда в том, что я оставалась здесь каждый гребанный день, и это был мой выбор. Мой чертов выбор, на который я пошла сама. Меня никто не принудил, потому что даже слова, сказанные Беловым в первый день, вряд ли могли означать именно то, что он имел в виду, потому что дальше двери всегда оставались открытыми. Я же предпочла остаться тут. Сама.
—Не говорите, худшее, что можно сделать в вашем случае, — это начать оправдываться. Мой вам совет. Исчезните. Как можно скорее, иначе у вас будут очень большие проблемы. Очень. Это я вам обещаю, — женщина склонила голову набок, посмотрела прямо в глаза и развернулась, чтобы уйти прочь и оставить после себя столько величия, что хватит для королевы.
Только с ее уходом, я поняла, что почти не дышала. Легкие стянуло плотным кольцом. На глаза мимо воли навернулись слезы. Так изящно макнуть в грязь нужно уметь, конечно, но самое главное, что она не сказала ничего из того, что не было бы правдой.