В оковах его власти
Шрифт:
Я в ужасе смотрела на распахнутый ворот рубашки и легкую небритость, уходящую под белую ткань вниз по шее. Мне нравилось то, что я видела. И я от этого испытывала шок. Пульс стучал в висках на ошалелый, дыхание сбилось, просто легкие захлопнулись, лишая меня спасительного кислорода.
—Вылечи меня.
Вибрация от голоса прошлась по всему телу, прошивая насквозь. Завязывая крепкие узлы в душе. Трамбуя эту мольбу поглубже, посильнее. Невыносимое отчаяние повисло между нашими телами. Мои руки давно уже не двигались, они прижимали вату
Вылечи меня звучало как крик раненого зверя. Пока я, теряя остатки разума, пыталась понять, как мне себя повести сейчас, мужчина тяжело выдохнул.
—Нужно поехать в больницу, Александр Павлович, там мало просто…обработать, — хрипя, ответила я вообще-то невпопад.
Он повернул голову так, что горячие губы касались моей шеи в тот момент, как прозвучал очередной приказ.
—Саша, я просто Саша. А ты Маша. Просто Маша.
Я отрицательно покачала головой, не произнося ни звука. Язык тела был заменой всему.
—Я не могу…вы старше меня, вы мэр, я вам практически в дочери гожусь, — сказав это, я сделала только хуже, пожалуй.
Белов резко отодвинулся от меня, махая головой и хватаясь за нее двумя руками. Я же шагнула назад, ощущая, что пульс уже стучит в горле, не давая мне дышать.
—Иди в свою комнату, я сам, — снова приказ. Он резко встал и, качнувшись, замотал бинты абы как. В два шага Белов оказался перед баром, откуда выудил очередную бутылку и буквально сразу начал ее распивать.
Теперь мне уже не нужно повторять дважды, ведь я, запутавшись в собственных ногах, быстро двинулась к лестнице, будто бы за мной бежал самый страшный зверь в мире.
Вот только страшнее зверя, чем человек, явно нет. А от себя далеко не убежишь.
—Ты не должна меня бояться. Никогда, Маша. Я тебе зла не причиню ни за что на свете, — догнало меня в спину. И я встала как вкопанная, медленно поворачиваясь и снова сталкиваясь с бездной в глазах человека, для которого я не больше, чем мошка под ногами. И если сначала я думала, что он играется, то сейчас я все больше начинала думать о другом…Нас будто бы невидимыми нитями привязывало друг к другу. Либо я все придумала себе и накрутила.
Вот только подобным взглядом на меня не смотрел никто. И никогда.
А я отчаянно пыталась эти нити оборвать. Обрубить и забыть.
Вот почему на следующий день без объяснения причин, оставив только краткую записку «спасибо» на журнальном столике в гостиной я покинула дом Белова, считая это единственным верным решением. Меня никто не удерживал. Охрана только утвердительно кивнула на блокпосте.
Значит, меня в принципе бы никто не удерживал с самого начала и не собирался, а все было сказано скорее для устрашения.
Я поступила правильно. Только так можно было не позволить ситуации зайти дальше. Теперь на пути маячили совсем другие проблемы, и все равно, что в душе имелась своя пробоина. А то, что ждало меня дома,
ГЛАВА 16
БЕЛОВ
Она ушла, а я ей позволил несмотря на то, что меня уведомили еще до того, как она переступила порог дома. Ощущение адские, словно у меня внутренности поджарили, и они тихо тлеют теперь, издавая зловонный запах человечины. Как будто во мне осталось хоть что-то человеческое. Приехав в тот день в загородный дом, я с ужасом ощутил, что здесь опять стало так, как было до нее. Пустынно, одиноко.
—Что с собой забрала? —спросил я у охраны, стоя лицом к окну.
—Ничего, ушла в том, в чем была. Мы не проверяли. Приказа не было. Виноват.
—Все хорошо, свободен.
Взгляд упал на журнальный столик, на котором лежал скомканный листок с несмело и явно быстро начирканным словом «спасибо». Иррационально я схватил бумажку и затолкал ее во внутренний карман, перед этим не упустив возможности вдохнуть аромат, что, как мне казалось, все еще хранился на ней. Аромат той, которую мне нельзя.
С тех пор я так и ходил с этим «спасибо», греющим мне то место, куда однажды прилетела пуля.
Я пообещал себе не пить, потому что это не выход, но зато теперь каждый вечер меня ублажали разного рода девицы, приглашенные из клуба Порока. Сам же я был туда больше не вхож, боялся, скорее самого себя. Возможной реакции, да и хотелось, чтобы тень девчонки развеялась в моей памяти как можно скорее. Чтобы даже следа не осталось, ни единого упоминания, что могло бы и дальше заставлять меня испытывать безумие, умело овладевающее моим разумом.
О Маше я не спрашивал больше, сказал прекратить слежку, снять наблюдение. Любые касания равнялись маленькому шажку в бездну, где выхода не предусмотрено, а мне туда нельзя. Не в моем положении, не с моим окружением, не в этой жизни, где я и вправду годился ей в отцы, как она сказала мне единожды, но что осталось в памяти навсегда.
Полностью перекочевав на эту самую дачу вместе с Буйволом, я явно довел Азизу до белого каления. Еще бы, я перестал находиться под ее неусыпным контролем, с цепи сорвался. Для сына была типичная отговорка о том, что у меня много работы в городе, и кататься туда-сюда проблематично, а за Буйволом ухода нет, так что забираю его с собой.
—Бать, ну ты херню молотишь же. Я что, не слежу за Буйволом? —Рус скорчил обидчивое выражение лица, посмотрел на меня исподлобья и с прищуром. От него вообще всегда трудно было что-то скрыть, а с годами стало, пожалуй, так вообще невыполнимой задачей.
—Ты как с отцом говоришь? — строго заметил я, похлопывая сына по плечу. Ссориться не хотелось, но границы очерчивать нужно.
—Бать, я не понимаю, почему вы с мамой пытаетесь скрыть от меня свои ссоры. Ежу понятно же, что опять не поделили что-то. Я вас люблю, конечно. Обоих. Но мать в обиду не дам, ты так и знай. Иметь честь попросить прощения у женщины, которую любишь и перед которой виноват.