В оковах его власти
Шрифт:
Не мог бы я сказать, что речь не произвела на меня определенное впечатление. Соврал бы. Взгляд сына был воинственным, пускал в меня стрелы негодования, в то время как я отчетливо понимал, что он сейчас был прав. Он защищал мать, которая по определению для него была святой.
Но я тоже имел право на свою правду. А она заключалась в том, что находиться с Азизой под одной крышей становилось все труднее, и я предпочел избегать столкновений. Кому они нужны, если можно просто переехать под благовидным предлогом? К тому же, я не соврал, работы и правда было очень много.
—Сын. Мы с мамой не ссоримся, просто у меня сейчас сложный период на работе, да и покушение ничем хорошим не светит. С этим всем надо разбираться и так, чтобы самые дорогие мне люди не пострадали. Понимаешь? Я защищаю свою семью.
Рус прикусил губу и скептически посмотрел на меня, словно силясь понять, стоило ли мне верить. Конечно, и тут я не соврал. Они моя семья, и я буду оберегать их до последнего вздоха.
—Пообещай решить все вопросы скорее. Без тебя дом не дом.
С тяжелым сердцем я переехал на дачу. Но с другой стороны только так можно было жить мирно. Это мне сейчас было нужнее воздуха.
Дела с покушением встали мертвым грузом, мы не продвинулись ни на шаг, Ваха от этого ходил злой как черт. И не скупился на комплименты никому в окружении, в то время как я словил дзен. Если пофигизм и полную апатию можно так назвать. В этом есть свое великолепие и свое уродство души.
Я методично уповал на то, что очередная длинноногая модель сможет стереть из моей памяти ее, но так или иначе, закрывая глаза, я непременно видел одно и то же. Ничего не могло облегчить состояние, с каждым днем я все больше и больше утопал в ней. И это стало невыносимым, невозможным, пограничным состоянием, в котором я начал жить и ненавидеть себя за то, что жил.
Однажды я уже испытывал подобное отчаяние. И этому предшествовали волнительные события, не предвещавшие особой катастрофы.
МНОГО ЛЕТ НАЗАД
—Малыш, не плачь, — я шептал это тихо, так тихо, что сам не слышал. Только губы двигались и касались нежной кожи моей девочки. Но плакать от этого она не перестала, даже больше, теперь это все походило на настоящую истерику.
Вцепившись в меня холодными руками, она шептала одну фразу:
—Он убьет меня, он убьет тебя, Саш, — всхлипывая раз за разом, Надя продолжала дрожать.
Я мягко водил по спутавшимся волосам, то перебирая каждую словно четки, то продевая пальцы сквозь темные кудрявые прядки.
Не убьет, никого он не убьет. Мне не нужно было уже ничего рассказывать, я по ее бледному лицу все понял. Да, узнал Вениамин Абрамович о нас, и что теперь? Я и раньше хотел все рассказать, как есть, попросить руки и не прятаться. Мне нечего стыдиться и бояться нечего, я все мог вынести как мужик. Даже если бы он мне отказал, я бы хотя бы попытался, а потом все равно бы забрал ее, украл бы и сделал своей женой.
—Узнал, — вкрадчиво ответил скорее самому себе. Маленькая фигурка задрожала сильнее, а затем Надя подняла на меня заплаканные красные глаза, сейчас казавшиеся еще больше, чем обычно. Под ними пролегли черные тени.
??????????????????????????В последнее время она и так стала походить на тень, всего боялась и была слишком уж бледной, а сейчас меня это насторожило больше обычного. Да что же это за отец такой, что доводит дочь до подобного?
Я сжал челюсть с такой силой, что послышался скрежет, и сильнее прижал к себе свое сокровище. Ну уж нет, дальше все разговоры будут идти через него и никак иначе.
—Он залез в мой телефон, я забыла удалить последнюю переписку и там все понятно, понимаешь, все! — маленькие ручки легли на мою грудь. Я на мгновение растерялся, и от ее прикосновения, и от того, что в последней переписке не было ничего такого, за что стоило бы устраивать подобное.
Ребенок Надя еще, такой ребенок. Печально ухмыльнувшись, я поцеловал ее в макушку. Ну не чудо ли? Какое чудо мне досталось, и я ни за что на свете никому не позволю ее у меня отобрать. Только если она сама решит от меня уйти, потому что я уж точно не подхожу ей, не такой я идеальный, как она.
—Понимаю, что ничего страшного в этом нет. Посмотри на меня, — я приподнял бледное личико за подбородок. —Ты сейчас изводишь себя почем зря. Я сам поговорю с ним, — Надя отрицательно замахала головой, прикрывая глаза. —Да, я поговорю с ним сам как мужчина с мужчиной. Если он захочет ударить меня, ударит, я заслужил. Ты его дочь, его сокровище и чисто по-человечески я его понимаю, но не больше.
—А что если…Нет, не надо с ним говорить в одиночку. Лучше я сама.
—Это твой папа, а не зверь какой, успокойся.
—Саша, Сашенька, я прошу тебя, не надо, — она обхватила мое лицо двумя руками и так крепко прижалась, что я снова на мгновение отключился от реальности, поглощая сейчас только одну дозу наслаждения.
Пришлось заставить себя перевести дыхание. Столкнувшись лбами, мы простояли так пару минут. Надсадное дыхание с примесью боли вбивалось в мою кожу острыми иглами, потому что я не мог терпеть боль Нади: никакую, ни физическую, ни моральную.
Я не послушал ее и сам пошел на встречу с отцом, а по совместительству еще и лучшим другом моего бати. Ничего нового для себя на этой встрече я не узнал. И о себе тоже…
ГЛАВА 17
МАША
Я стояла перед новой дверью своей квартиры, не зная, откуда она тут вообще взялась и что происходит? Постучала, позвонила. Ничего. Рационально мыслить сейчас не получалось, а потому осела по стеночке, вперившись взглядом в гладкую поверхность темно-коричневого дерева. Где ключи брать? Конечно, я понимала, что вероятно за всем этим мог стоять мэр, но прямых доказательств не было…С другой стороны, а зачем ему это все?
Выдохнув, я медленно поднялась и еще раз постучала в дверь, но ответа, как и в первый раз, не последовало. Боже. Не могло же случиться так, что эта квартира больше мне не принадлежит? А что если отец пропил ее? Первые слезы начали душить, но я отчаянно пыталась не поддаваться панике.