В оковах его власти
Шрифт:
Это в самом деле было странно, любой на моем месте поступил бы ровно также. Да.
Этими мыслями я себя и успокаивала по пути к машине. А на улице сорвался ветер, и погода перестала быть приятной. Закутавшись в шерстяной шарф поплотнее, я подошла к машине, где на переднем сидении, развалившись как царь, сидел Белов, присосавшись в бутылке. Руки сбиты в кровь, в самой машине все смотрелось довольно мрачно. Лицо не выражало никаких эмоций, просто чистый лист
Да он не иначе как дубасил по ней кулаками!
—Александр…— запнувшись, прошептала я. Весь дорогой салон явно нуждался в ремонте, на полу валялось битое стекло, а до недавнего времени вылизанный кожаный салон переливался и был усыпан ляпками в свете красной неоновой подсветки.
Белов прикрыл глаза и печально ухмыльнулся, протягивая ко мне руку с окровавленными костяшками.
—Саша, — грозно прозвучало в ответ.
—Это все надо обработать, — просипела я, осторожно касаясь дрожащими пальцами массивных рук.
—Маш, я Саша. Просто Саша, никакой не Александр Павлович. Саша. Саша. Саша, — как заведенный мужчина спокойно отвечал мне в ответ, но в этом спокойствии таилась мольба. Он словно умолял меня, повторяя одно и то же много раз. Будто бы в следующий момент все будет так, как он захотел.
Меня словно мешком прибили сейчас, тяжелым таким. Белов обхватил мою ладонь и медленно вышел из автомобиля, стоя на ногах достаточно ровно. Несмотря на то, что он был пьян в стельку. Стоя сейчас перед Беловым, я не знала, что и сказать, потом что такая непредсказуемая реакция на все была в новинку.
Сбитые костяшки при этом продолжали кровить, разводя буре узоры нашим сплетенным рукам. Я не сводила взгляда с ужасающей картины, не испытывая при этом и доли отвращения. Мы так и стояли на улице под молчаливым наблюдением высоких крон старых деревьев.
—Я…нужно обработать, — вновь повторила очевидное.
—Хорошо, после того, как назовешь меня так, как я прошу, — жгучий взгляд прошелся по мне раскалённым железом, оставляя глубокие отметины в душе. Во рту моментально пересохло, и я сейчас смотрела на Белова как кролик смотрит на зверя, что жаждет его съесть с особым аппетитом.
Дрожащими губами у меня вырывалось с боем то самое, что произнести было на самом деле сложно.
—Саш, надо обработать, а может даже и зашить, — прохрипела я, смотря в глаза мужчине, способного довести меня до безумия своим присутствием.
Он прикрыл глаза, довольно улыбнувшись и качнувшись на пятках, отчего сложилось впечатление, что широкая фигура упадет на спину и меня потащит за собой. Паника вцепилась в меня мертвой хваткой, но когда массивное тело вернулось в исходную позицию, я сдавленно выдохнула, ощутив прилив облегчения.
—Хорошо, подлатай меня, док, — сипло и как-то по-особенному отчаянно проговорил Белов. Порыв ветра свирепо коснулся моего лица и спутал волосы, закрывая мне глаза. Александр же на это отреагировал в своеобразное манере, протянув длинные пальцы к прядям и отодвигая волосы в сторону, при этом вглядываясь в меня так внимательно, словно я самая сложная задача в его жизни. Властный взор опустился на подрагивающие не то от волнения, не то от свирепствующей погоды губы. Они жгли огнем, выедали плоть все то время, что мужчина, не моргая, всматривался в меня.
Вселенная словно остановилась. Прекратило существование все, самым главным сейчас оставались мы, смотрящие друг на друга, и видящие бездну. Промозглую и жуткую. Поедающую нас живьем и сжирающую реальность.
Я первая очнулась от транса и заставила себя пошевелиться, а потом неоднозначно повела плечами и развернулась в сторону дома, все еще ощущая, как между лопаток становится теплее, ведь он не сводил меня взгляда.
Белов располосовал руку в машине. И явно не просто так, а что же случилось? Еще и пьяный за руль. Ужасно, а если бы что случилось? Все это непрекращающимся потоком проносилось у меня в голове, пока мы шаг за шагом поднимались по деревянное лестнице.
Шаг.
Еще.
Мы оказались в просторной кухне, где мэр вольготно уселся на барный стул, развернувшись спиной к столу и уперевшись в него спиной, откидывая голову назад. Распахнутое черное пальто, белая рубашка, все в нем было как всегда идеально, вот только кровавые костяшки портили вид. Хотя нет, они внушали ужас, но его даже это не портило. Я не знаю, что могло бы испортить мэра, пожалуй, ничего.
Он ведь всегда смотрелся как с обложки модного журнала.
—Как лечить будешь, Маша? — вдруг тихо спросил мэр, медленно опуская голову. Я уже знала, где лежит аптечка, а потому быстрым шагом двинулась к нужному ящичку, выудила оттуда необходимое. Все происходило как в тумане, да и мои движения скорее походили на конвульсивные, резкие. Словно я спешила скорее сделать что-то важное, но ничего не выходило. Прикусив, губу, я прикрыла глаза и остановилась на мгновение, а затем глубоко вдохнула и выдохнула. Соберись, просто соберись, Маш.
—Что и необходимо в подобных случаях.
Вооружившись ватой и бинтами, я начала обрабатывать сбитые костяшки, достала мелкие осколки, и все это под тяжелое, утробное дыхание Белова, не сводящего с меня взгляда. Стоя так близко, что мы буквально касались друг друга лбами, все, о чем я могла думать в тот момент было: «это неправильно, так быть не должно», но ни единого движения в сторону или назад не предприняла. Складывалось ощущение, что я попала под гипноз, в умелые руки специалиста, умеющего принуждать.
И еще весь антураж…Запах мужского парфюма обволакивал коконом. Широкая грудная клетка мужчины резко вздымалась, от чего рубашка натягивалась сильнее. Кадык двигался вверх и вниз. Все это я фиксировала боковым зрением, словно невзначай, все внимание уделяя ранам. Но руки отказывались выполнять простые движения, я снова и снова роняла что-то, пока широкая ладонь не опустилась на мою кисть, и Белов успокаивающим голосом не сказал:
—Не волнуйся, все хорошо. Мне не больно, мне с тобой не больно.
Я перевела на него растерянный взгляд, только сейчас понимая, что теперь наши лица окончательно поравнялись. Глаза в глаза. Его зрачки настолько широки, что глаза казались наполнены тьмой, они буквально ее рождали. Протягивая руки ко мне.
«Мне с тобой не больно».
А мне больно, очень.
—У меня даже мигрень проходит, ты меня лечишь, Маша, — опускаясь к уху, проговорил Белов. Моя фигура занемела, обледенела от шока, как леденеет молоденькое деревце в лютую зиму. —А она, сука, уже который год сводит меня с ума. И нет спасения от того, что может свести тебя с ума, малыш. Просто приходит и обосновывается в висках, напоминая, что даже я могу быть слабым.