В оковах его власти
Шрифт:
—Саша, — снова поправил он, и горячая ладонь поднялась выше по талии к самым лопаткам как искрящий оголенный провод. Каждый вздох сейчас был похож на попытки протолкнуть стекло сквозь ватную пелену. —Заходи, посиди со мной.
Мужчина медленно отошел от меня, ухватив в последний момент за руку. Казалось, она покрылась толстым слоем льда, вконец обледенев от ужаса. На несгибающихся ногах я следовала за мощной фигурой, что сейчас шла скорее шатко, чем уверенно. Он был слишком пьян, пожалуй, таким я не видела его вообще никогда. Почему-то я так подумала, словно провела с ним по меньшей мере не один десяток лет. Забавно. Мне казалось, что подобным образом размышляли бы жены о своих мужьях.
—Я тебя ждал, очень, — он резко приземлился на широкий диван и потянул меня за собой, вот только я намеренно села подальше. В этом зале не было никого, кроме нас, и это должно было меня насторожить, напугать. Заставить придумывать план, как бы поскорее отсюда смыться. Но вместо этого я жадно рассматривала изможденное и уставшее лицо мужчины напротив. Оно сейчас выглядело старее, серее. Длинные ресницы пускали тени на и без того черные круги под глазами. Мне казалось, сейчас мэр словно вовсе не отдыхал, загрузив себя работой под завязку.
Эти глаза были полны печали и какой-то скорби, что он мастерски хотел скрыть, но не выходило. По крайней мере, мне все было слишком очевидно.
—Я пришла, — не хотелось вот так слету взять и уйти. Увидев мэра вблизи, мне захотелось ему помочь. Я понимала, что комплекс спасателя еще никому не был полезен, все это было мне понятно, но так или иначе…не было такой силы, что заставила бы меня сейчас уйти, не выслушав его, ведь что-то мне подсказывало: разговор ему нужнее воздуха.
Конечно, сложно было понять, что именно случилось в его жизни, но я тогда думала, что это что-то стало фатальным не только для него, но и для его семьи. Любящие жены не смотрят так, словно они вдовы, они не вылавливают любовниц и не ищут в каждой соперницу. Любящие жены любят таких же любящих их мужей. Счастливые семьи даже ауру имеют своеобразную, а здесь, познакомившись лично и с мэром, и с его женой, мне стала очевидной их нелюбовь. Нет, он мог бы ее уважать, это бесспорно, но не любить, нелюбовь читалась между строк, как на эту счастливую с виду картинку ни посмотри.
Белов перевел на меня мутный пьяный взгляд и, схватившись за портсигар, уже стал его открывать, как я внутренне напряглась.
—Тебе не нравится, да, извини, — он все-таки достал одну толстую сигару и начал крутить ее в правой руке, все также удерживая мою ладонь в левой. —Как ты? Как жизнь? Что у тебя нового, Маша? Как твое самочувствие?
—Все хорошо, я учусь, работаю, — большим пальцем мужчина выводил странные узоры на внутренней стороне моей ладони. —Что у вас нового?
Он ухмыльнулся, а затем откинул голову на спинку дивана, издав при этом нечто нечленораздельное.
—У меня все только старое, Маша. Новое исчезло вместе с тобой, живительный воздух испарился, девочка. А еще все время болит голова, все время эта боль, что плотно обосновалась во мне и пустила корни. Знаешь, о чем я думаю?
Я с трудом сглотнула, а затем поглубже втянула ртом воздух. Атмосфера в помещении менялась с каждой минутой, и я понимала, что взрыва не избежать.
—О чем?
—О том, что лучше родиться везучим подонком. Вот мне в жизни повезло только раз, у меня сын. Ты бы видела его, классный мужик будет. Хотя он и сейчас мужик. Вот с ним мне повезло. Я им горжусь так, как никем и ничем в своей бестолковой жизни. С собакой еще повезло, я его щенком спас, выходил, вылечил. Друг мой настоящий, Буйвол. В остальном была только методичная работа, но и свою власть успехом я назвать не могу. Закономерный итог тяжелой работы. Но есть у меня один ублюдок, которому везло по жизни всегда, даже не один, много ублюдков, убийц, бандюков. Они везучие твари. Ты вот как думаешь? — он снова посмотрел меня взглядом из-под полуопущенных ресниц и грустно ухмыльнулся, растянув губы в ленивой улыбке, больше похожей на оскал дикого зверя.
Со мной он ни разу не улыбнулся искренне, это была сплошная печаль и боль, а еще ухмылка превосходства. Не больше.
—Я думаю, что все зависит от восприятия. У вас семья есть, у вас есть крыша над головой, вы здоровы и можете ходить на своих двоих. Это ли не счастье? Не удача? Однажды я была в институте рака и видела девочку лет десяти, она сидела лысая на ступеньках в объятиях матери и кричала, что не хочет умирать. Ее вопль до сих пор стоит в моих ушах как самый страшный звук в мире. Дети не должны умирать, молодые не должны умирать, все не должно быть так…— на этих словах Белов дернулся, а затем придвинулся ближе ко мне.
—Ты такая необычная девочка, Маша. Неземная какая-то. И это чудо, что так еще бывает. Я знаю, о чем ты. В раковых клиниках не был, но я читал Солженицына «Раковый корпус», в этом да. Бесспорно. Я везунчик.
—Каждому дается поровну боли и счастья, чтобы мы могли отличать одно от другого и радоваться простым вещам. Хотя бы радоваться тому, что вы можете дышать полной грудью, зная, что у вас есть завтра. Кому-то этого не дано. Нет у него больше завтра, есть только сегодня и молитвы о том, чтобы оно не заканчивалось.
Шепча простые слова, я не рассчитывала, что он меня поймет, но я надеялась, что он сможет посмотреть на свою ситуацию под другим углом.
—Мудрые слова. Ты мне часто снишься, я закрываю глаза и вижу тебя, — он поднял мою руку и положил себе на голову, прикрыв при этом глаза. —Мне кажется, я поехал крышей. Окончательно, — он рассмеялся, а я напряглась, ощущая, как кожа по всему телу покрылась мурашками, а в местах наших соприкосновений распалялся пожар. —Подержи вот так, вот так не болит, — он закрыл глаза и сильнее уперся в мою ладонь, слегка нахмурившись. Мы сидели в таком положении долго, а потом я медленно начала водить пальцами по типу воображаемой акупунктутры, правда без иголок. Этому меня когда-то научила бабушка: легкий расслабляющий массаж, не требующий особых знаний. —Сейчас бы домой, и чтобы было так же легко. Как же хочется домой…в тот дом, где мне всегда было хорошо…
Мэр тихо застонал, ближе придвигаясь ко мне.
—Как же хорошо, чертовски хорошо, — хрипел он, после чего положил ладони на мои коленки и слегка сжал их. Двести двадцать вольт пронзило тело насквозь, даря при этом малознакомые импульсы внизу живота. Я сдавленно выдохнула, стараясь действовать чуть нежнее, медленно сходить на «нет». Он медленно накренился в мою сторону, еще и еще. Закончив массаж, я старалась осторожно выпутаться из объятий мужчины, но сдвинуть скалу с места не так-то просто.
Все попытки оказались тщетны, а Белов и вовсе не реагировал на мои потуги выпутаться. Ни звука, ни шороха. Казалось, что он замер изваянием. Легкая паника снова начала подступать к горлу, но я осторожно потрепала мужчину за плечо — итог оказался прежним.
Его голова медленно опустилась на мое плечо, а шершавые губы начали что-то шептать. Ни различить.
—Что? — ощутив, что по спине начал скатываться пот, я в ужасе осмотрелась по сторонам, насколько это позволяла наша близость.