В оковах его власти
Шрифт:
Телефон не прекращая звонил, но я не обращал внимания, прикидывая варианты, но их ничерта не было. Блядь, да как же вес это обернулось таким боком? Как? КАК, сука?! Все перевернулось с ног на голову, ломая мою и без того неидеальную жизнь в щепки.
—Рус звонит, трубку надо знать, он уже в курсе, уверен, и сейчас ему нужен отец. Тем более, учитывая, как подали эту новость все СМИ, тебе нужно с ним говорить.
Следом друг показал мне экран своего телефона. «Жена «порядочного» мэра нашего города застала мужа на горячем и покончила с собой», «Белова кинулась под машину после увиденной сцены с изменой мужа», «Разборки со смертельным исходом? Как мэр города избавился от жены, будучи в объятиях любовницы».
Ваха прокатил по столу мой смартфон, где на экране виднелся улыбающийся и счастливый Рустам. Я медленно взял в руки трубку и ответил на звонок. Сквозь шум и ветер скрипучий и сейчас сиплый голос сына звучал так же, как звучит разорвавшаяся в метре от тебя бомба. Она и приносит максимально осколочных ранений. Она разрывает вместе с собой и тебя.
—Ты подонок, ты тварь, ты что сделал? Что ты сделал?! — визг шин, и мое сердце остановилось на миг. Рустам кричал так, как не кричал никогда. В этом голосе битым стеклом сыпались на меня боль и отчаяние, оно заполонило тело, впиваясь острыми концами в кожу. Я подонок и тварь, безусловно, но я не убивал ее. Не убивал. Не убивал.
Я понимал, что он гнал с бешеной скоростью. Это за ним наблюдалось, когда мы ссорились, а по сопутствующему шуму все было слишком очевидным.
—Рустам, остановись. Я приеду и поговорим, услышь меня. Останови. Машину.
Я сам не замечал, как кричал, у меня сейчас внутри все переворачивалось, а от паники сердце заходилось в таком ритме, что я оглох на мгновение. Только лишь бы он остался цел и невредим, мне больше вообще ничего не надо.
—Знаешь что? Ты иди нахуй, ты и мизинца ее стоишь, вообще ничего не стоишь в этой жизни без мамы. А теперь живи с тем, что я тебя презираю и ненавижу. Ты для меня умер навсегда, нет у меня отца. Я теперь сирота. Запомни это и удавись своей реальностью, где теперь есть только однодневные сифилисные шлюхи, — он продолжал кричать, и сквозь нарастающую истерику я думал только об одном — пусть он останется жив и здоров прямо сейчас. Все остальное я переживу, даже если он отказался от меня.
—Рустам…— но он не слушал уже, послышались короткие гудки, и вся моя реальность сузилась до пределов телефона.
—Найди его, Ваха. Найди его.
Следующие десять минут обернулись для меня сплошным оголенным нервов, искрящим от каждого прикосновения. Я буквально рвал волосы на голове, но, когда мне сказали, что на загородном шоссе знакомый мерседес разбился на скорости, и неизвестно, жив ли водитель, моя жизнь закончилась. В этой гребанной точке боль душевная разрослась до таких масштабов, что меня на части разорвало.
Никогда не думал, что можно умереть и при этом дышать, как обычный человек. За каких-то полчаса я выкурил пачку сигарет, и теперь дышал никотином, но ни грамма успокоения так и не получил.
Не знаю, как я доехал до больницы, не знаю, как выжил доктор, который говорил самые страшные слова в моей жизни.
—Он жив, но очень маловероятно, что ваш сын будет ходить. Слишком серьезные травмы.
—Заткнись, не смей даже произносить этого, — я вцепился ему в шею и начал душить, несмотря на то, что охрана пыталась оторвать меня от мужика, которому все вокруг поклонялись. Лучший хирург города. Хер там, я увезу его в столицу, за границу, я потрачу все состояние, но он выживет и останется здоровым. Других вариантов тут нет, тут вообще больше ничего не будет, кроме как счастливого конца.
Никогда в своей жизни я не молился, я не верил Бога, не сетовал на него, мы были по разные стороны. Я скорее держался особняком, не видя очевидных признаков его существования. Но сейчас, стоя на коленях в палате интенсивной терапии, я впервые в жизни молился, умываясь слезами. За всю свою жизнь я не плакал никогда, ничто не смогло бы заставить меня пустить слезу, а сейчас я не мог остановится. Смотрел на сына, подключенного к множеству разных аппаратов, и, царапая кожу рук, просил Бога, чтобы он не забирал у меня его. Я не смог бы этого пережить никогда, только не Рустам. Пусть забрал бы лучше меня, но не сына.
Я не буду хоронить своего сына, не в этой жизни.
Вот бы вернуть время вспять, поступил бы тогда иначе, но что-то мне подсказывало, что наша с Азизой история в конечном итоге закончилась бы так же. И все равно я бы хоронил свою жену.
Все закручивалось так, что я в любой момент был готов распрощаться со своей жизнью по одной просто причине — семья Агеевых и их жгучее желание разорвать меня на части, чтобы насладиться возмездием. Они имели на это полное право, разумеется, и я принимал эту ситуацию, полностью осознав всю глубину пропасти, в которую упал.
Ничто не смогло бы сейчас облегчить боль утраты, ничто. А боль утраты собственного ребенка сравнима разве что с ампутацией ноги или руки без наркоза. Если тебе вырывают эту конечность с корнем.
СМИ смаковали смерть Азизы как только могли, и сразу всплыли настоящие друзья и товарищи, желающие задавить меня окончательно. Но меньшее, о чем я сейчас думал, — это власть, рейтинги и выборы.
В палату ворвались двое и выволокли меня наружу. Двое — это Айдар, родной брат Азизы, и их отец Айнур Алимович. Описать эту ситуацию было невозможно, они бы меня убили в тот момент уж точно, так свирепо и остервенело набросился на меня сначала один, затем второй. Если бы не охрана тогда…не знаю, что было бы, ведь я был слишком глубоко погружен в свой собственный ад, чтобы сопротивляться. Удары наносились один за одним, еще и еще.
—Ты добился своего, ублюдок, добился? Надо было тебя закопать как шавку подзаборную еще в тот день, когда Азиза пришла и сказала о ребенке! — вопил Айдар, которого пытались удержать трое.
Отец же его осел по стенке, держась за сердце. Это был немолодой человек, которого разломала на части смерть дочери. Он смотрел на меня красными, воспаленными глазами и шептал проклятья. И все это я заслужил.
—Ты и сына чуть не угробил, ты просто ублюдок, я сотру тебя в порошок, я убью тебя и буду танцевать на костях.
—За что ты забрал ее у меня, за что? — глядя прямо в глаза, кричал отец.
Айдар вырывался, в ходе чего выхватывали уже все: и врачи, и медсестры, и охрана, но вскоре все закончилось: его вытянули на улицу, а я еще долго сидел на полу возле палаты сына, упираясь ладонями в ледяной пол, и с места не сдвинулся. Сил просто не хватило ни на что. Окинув взглядом пустынный коридор, я коснулся лица, что пульсировало так, словно мне по нему прошлись битой. Ну а что? Удары у Айдара никогда не были легкими.