В оковах его власти
Шрифт:
Это все с самого начала было ошибочным, но почему тогда я не ощущала этого в момент поцелуя? Почему дышала им, словно это была самая важная вещь в мире? И почему получала удовольствие, хотя должна была плакать и сопротивляться? Этого же не было? Не было. Мне нравилось ощущать его руки на себе, нравилось трогать его мягкие волосы, нравилось вдыхать аромат терпкого парфюма, смешанного с запахом сигарет.
С ним я начала испытывать странный восторг от «послевкусия» спиртного, оседающего на смятых от грубого поцелуя губах. С ним я стала новой версией самой себя.
Ваха просто привез меня и ушел. А я не могла понять,
А кто я такая? Кто, Маш? Самой себе ответить на вопрос было проблематично.
И вот бах. Внезапный толчок.
В душе вдруг начал разгораться настоящий огонь, и интуиция настойчиво шептала: случилось непоправимое. Вот так вот по щелчку я почувствовала это и испытала буквально физическое недомогание. Нечто словно пыталось сбить с ног, такая сильная волна негативной энергии впилась мне в грудь, мешая вдохнуть.
Хватит себя накручивать и доводить ситуацию до абсурда, хватает уже ситуаций, в которых я выступила слабым звеном, не стоило еще и раздувать несуществующие проблемы из-за мнимых переживаний. Так я подумала вслед за этим странным ощущением, скользящим по телу.
И так как мой телефон разрядился, я решила отвлечься первым попавшимся способом, включив телевизор. Не вечно же мне смотреть на эти недовольные рожи вокруг. Мда. А раньше эти люди если не были по отношению ко мне радушны, то хотя бы так открыто не высказывали недовольство.
А с уходом Вахи атмосфера резко изменилась, и вышло так, что теперь я осталась одна на первом этаже, все будто бы расползлись прочь от меня. Бездумно клацая каналы и пытаясь успокоиться, мой взгляд вдруг зацепился за кричащий заголовок «Жена мэра застукала мужа с любовницей и покончила с собой».
Шок. Огромный молот словно грузно опустился по темечку и пригвоздил меня к полу. Я не сразу заметила, что не дышала, только в ужасе слушала страшную новость и понимала, что у меня закладывает уши, ощущалось лишь адское сердцебиение, стучащее по вискам с немыслимой силой. Журналист не жалел меня:
—Стало известно, что сегодня вечером команда мэра отдыхала в местном бильярд-клубе, куда и наведалась жена Белова. Неудобная сцена с любовницей расстроила встречу. После выяснений отношений, Азиза Белова сбежала от мужа и бросилась под машину прямо возле его офиса. Женщина погибла на месте от множественных переломов и повреждения внутренних органов. Водитель скрылся с места преступления. Если вам известна любая информация…
Потрясенная и словно прибитая, я сидела и продолжала смотреть в одну точку. Что? Боже мой. Она же нас застала. Я причина и следствие всему, я виновата в том, что случилось…Больше попыток успокоиться у меня не было, вместо этого я ощутила самую настоящую паническую атаку. Мокрыми пальцами вцепившись в диван, мне никак не удавалось сделать хотя бы вдох.
—Срочная информация. Машина сына мэра попала в аварию, информация о состоянии водителя на данный момент доподлинно неизвестно, парня извлекли из автомобиля и увезли на скорой.
Глаза наполнились слезами, я вцепилась в собственное горло, издавая не то писк, не то хрип. Саша, Господи, какой же ужас. Упав на колени, я резко ощутила весь спектр ужаса, и казалось, не только свой, но и Белова. Нет слов, что смогли бы сейчас описать весь этот кошмар, но я отчетливо понимала, что сыграла едва ли не ключевую роль в катастрофических событиях, что обернулись самым страшным в этом мире — потере близкого человека, еще и сын наверняка пострадал серьезно.
Что же мы наделали? Что же я допустила?
Господи, спаси и сохрани его и сына. Молитвы лились одна за другой, сидя на полу и заливаясь слезами, я все продолжала, потому иначе не смогла бы. Потому что у меня болело все внутри так сильно, словно это я попала под машину или я влетела на скорости куда-то.
Медленно поднявшись и слабо понимая, чем я могла бы помочь в данной ситуации, но намереваясь сделать это любой ценой, я двинулась к выходу.
Вот только сейчас Саша мог бы и не захотеть видеть меня, не после случившегося. Ноги моментально вросли в пол. Теперь было больно иначе. Глотая горькие слезы, я с ужасом осознала одну простую истину: я всегда буду напоминанием об этих событиях. Всегда.
БЕЛЫЙ
После решения некоторых офисных дел, не требующих отлагательств, я приехал в больницу, как и всегда, как происходило много-много раз подряд, понимая, что никак ситуацию таким поведением я не облегчу. Все это было ясно, но не приехать я не мог. А еще в голове все время стояла Маша, и то, как нехорошо закончилась наша встреча в бильярдной.
Я готов был посыпать голову пеплом, лишь бы все повернуть вспять и не коснуться ее, не заставлять девчонку купаться в моих пороках. Но решиться отправиться к ней сейчас я тоже не мог. И только спрашивал своих людей, как она. Я не мог увидеть в ее глазах ненависть к себе, только не в ее глазах. Она же была грустна и по большей части сидела в комнате, не выходя из нее. Что мне для нее сделать? Чтобы все исправить?
Я понимал, что это никакая не похоть, понимал, что вляпался по полной, но она в этом не виновата, она не заслуживала подобного отношения. А я оказался таким подонком, каких еще мир не видывал.
Дал зарок себе увидеться с ней в ближайшее время и сделать все, чтобы стереть этот эпизод из памяти.
Сегодня же в палате сидел Егор, лучший друг Руса, сидел бледный как стена и смотрел в одну точку. Я остановился возле огромного окна и просто смотрел. Сыну повезло с другом, вот сколько лет они дружили? Мне казалось, что вечность, и как ни вспомнить разговор с Русом, так в нем и проскакивал «Клык».
Вдруг Егор резко подскочил и повернулся ко мне.
—Он приоткрыл глаза! Он очнулся! — кричал паренек, когда я уже помчался за врачами. Собрали консилиум, начали изучать и огласили вердикт: Егору показалось, так бывает, спонтанное сокращение мышц, и никто на самом деле не очнулся.
Я был готов удушить этих тварей, просто за то, что они втаптывали в грязь любую мою надежду. В ту ночь я снова остался с сыном, как и все предыдущие, ничего не смогло бы изменить этот порядок действий. Так я чувствовал, что хотя бы что-то мог контролировать, мнимый контроль, конечно, но что поделать? По большей части я не спал, лишь всматривался в изможденное лицо Руса и без конца молился, простыми словами излагая одно единственное желание, за которое был готов отдать все.