В оковах его власти
Шрифт:
Я выдохнул, ощутив, как боль в груди стала сильнее. Пульсация все тело охватила, лишив возможности пропускать через себя воздух. Все.
Помутневшим взглядом я смотрел в пол, покачиваясь, как колышется обломанная ветка на многолетнем дереве после сильного шквального ветра.
—Привет, — услышал я нежный голосок.
С трудом подняв голову, я увидел маленькую девочку, лет эдак четырех, может на год старше, не больше, она стояла прямо передо мной и улыбалась. Девочка смотрелась слишком худой и какой-то бледной. Держа в одной руке огромного плюшевого зайца, малышка протянула мне вторую, и я без колебаний перехватил ладошку.
—Мама говорит, что сидеть на холодном нельзя. Вставай!
Я встал, сипя от боли, и качнувшись в очередной раз, встал на свои двои. Ничего не видел и не слышал, даже не осознавал, к сожалению. Во многом благодаря тому, что не мог никак прийти в себя и понять, что делать дальше. В какую сторону двигаться, чтобы окончательно не погибнуть. Один день взял и вырубил меня.
—Мужчины не плачут, мой папа так говорит. Мы приходим сюда каждый день, и я вижу, как ты плачешь. Почему?
Девочка говорила как взрослая, не по годам взрослая девочка, а затем она подошла к огромному окну, через которое было видно Рустама и, встав на носочки, заглянула в него.
Сглотнув слюну, мне пришлось в очередной раз ощутить удар молота по виску. Аж в сторону бросило. Мне казалось тогда, что авария Рустама запустила какие-то необратимые процессы.
—Он не умрет, чего ты плачешь? — она повернулась ко мне и больше не улыбалась. Теперь мне не казалось, что это вообще был ребенок. В какой-то момент реальность стала совсем размытой. —Его время еще не пришло, он умрет совсем старым, рядом будут внуки и правнуки. Пройдет время, и ты будешь нянчить его дочку и сына. Соберись и займись тем, что должен. Не гневи тех, кто дал тебе шанс.
Вместо маленькой девочки у окна сейчас стояла Маша и смотрела на меня с укором.
—Уныние — самый страшный гнев, Саша. Я рядом, соберись.
Хлопок. И я резко открыл глаза, осознавая, что находился в палате, где подключен к капельнице. Пульс шандарахал в висках, а перед глазами плясали безобразные чёрные пятна, ухватить которые я не мог, впрочем, как и сфокусироваться хотя бы на чем-то.
Приснилось, значит. Шок все еще сновал по телу, пока сознание пыталось привыкнуть к новой реальности. Словно наваждение. Маша. Стоп-кадрами проносились картинки минувшего, безвозвратно утерянного, но того, что я мог бы еще сохранить в глубине души. Под замком. От всех.
Голова кружилась, вращалась и заставляла меня испытывать невыносимую боль. Язык прилип к небу, а затем внезапно откуда взявшаяся медсестра подскочила ко мне и потрогала лоб, хмурясь при этом.
—Проснулись. Сейчас доктор придет.
—Не надо мне доктор, — я попытался встать, срывая с себя провода, но медсестра настойчиво пыталась положить меня обратно. Тошнота достаточно резко подкатила к горлу, и я отбросил сопротивление.
—У вас сотрясение, вам лежать надо, ну что это такое?! — задавала она вопрос скорее в пустоту. Сотрясение. Да срать мне на это сотрясение, у меня сын в больнице, похороны жены впереди, и это все надо разруливать. Не время разлеживаться, когда столько всего предстояло еще пережить.
—Не надо меня злить, девочка, я сейчас себя не контролирую, — прошипел, скривившись от очередного удара в висок.
Дверь распахнулась быстро, на пороге стоял недовольный и будто прихлопнутый мешков Ваха. Он зашел и махнул медсестре, та поняла его без слов и быстро ретировалась прочь.
—Наконец-то, — сипел я, пытаясь дышать хоть как-то, хоть маленькими глотками. —Как Рустам?
—Нормально все. Прекрати уже. Пора бы подумать о себе. Похороны послезавтра, тебе до послезавтра надо прийти в себя, иначе я вообще не понимаю, как это все будет происходит, Белый. Вообще ничего не понимаю и не знаю, как тебя теперь уберечь, если Агеевы спят и видят тебя в белых тапочках. Теперь их уже ничего не удержит. Ты и сам понимаешь итог после того, как Айдар слетел с катушек окончательно, — он умолк на пару минут, а затем продолжил. — Приехала вся семья, они хотят хоронить по своим традициям, а я все заказал. Но я не родственник, не имею допуска ни к чему, тут только ты нужен. Твое слово как мужа.
Слушал я это все вполуха, слова никак не хотели складываться в предложения, и терял даже малейшую связь с реальностью. Похороны по своим традициям. Кто я такой, чтобы мешать?
—Я не имею никакого права вмешиваться.
Мусульманские обычаи их семьи не стали для меня неожиданностью, так что да, все было более, чем понятно. Пусть они хоронят так, как считают нужным.
Я медленно приподнялся, осматривая свое черное от синяков тело. Плевать. Один глаз никак не открывался, и я оставил попытки, всматриваясь в окружающую среду вторым. Зрение плыло.
—Я не знаю, что еще сказать, это все было слишком по пиздецу. Все, что от меня потребуется, все сделаю, ты же знаешь.
Он сидел смурной, склонив голову так, что и лица не видно. Я многое не понимал сейчас в полной мере, а может не хотел видеть, не знаю. Все эти мысли, хаотично вращающиеся в голове, только изводили меня, но не давали никакой почвы для умственной деятельности. Откинув одеяло в сторону, я опустил ноги на пол, а затем медленно поднялся.
—Похороны завтра, Белый. Айдар подходил ко мне и спрашивал относительно вывоза Рустама заграницу. Он сказал, что хочет заняться всем, дальше твой ход. В палате сейчас Айнур с женой, там и Алан, целый день сидят.
Рустама все любили, в отличие от меня. Их отношение к внуку и брату мне было понятно, родная кровь, они волновались, конечно, но допустить их так близко я не мог. Это моя зона ответственности.
—Я сам займусь своим сыном.
Похороны прошли без Рустама, он так и не пришел в себя после первых двух операций, но его состояние рассматривалось как стабильное. Стабильно тяжелое. Как и мое.
Прощание с Азизой напоминало собрание людей у святыни, что могла бы излечить от всех болезней в мире. Столько людей приехало, столько пришло, это было нескончаемое море, где мне места не было. Агеевы не пустили меня, а я не рвался. Самый главный разговор у меня случится после… После того, как все уйдут. Но ни через час, ни через два после захоронения могилу дочери не оставила ее мать. Она лежала сверху и издавала такие адские рыдания, что даже у меня, человека без сердца, дрожало все тело.
Винил ли я себя в происходящем? Лишь только в том, что не уберег сына. Для Азизы я сделал слишком много. И все равно не смог спасти.
ГЛАВА 25
МАША
Тело продолжало пылать, и несмотря на пережитое, я все равно ощущала тянущий узел внизу живота. Снова и снова прокручивая в голове пережитое, внутри всплывал жгучий стыд, а еще желание не допустить подобной ситуации. Следом же ступала острая необходимость снова коснуться человека, отношения с которым не должны были переходить за такую грань.