В осаде
Шрифт:
— Да я не помню.
— Последний раз спрашиваю: будешь говорить?
— А то — что?
— Охрана! — крикнул Гуляев.
Вошел, брякнув прикладом, молодой милиционер с удивленным выражением лица.
Гуляев узнал Ваську Нарошного, конвоировавшего Клешкова в момент побега.
— Товарищ боец! — сказал он строго.
— Слушаю, товарищ следователь! — вытянулся Васька.
— Взять арестованного и в трибунал.
— Есть, — Васька выставил перед собой штык, шагнул вперед и чуть ткнул штыком Гуся. Тот вскочил.
— Эй! Не измывайся над человеком!
— Иди! — сказал Васька и щелкнул затвором.
Гусь уставился на его серое лицо с запавшими щеками, увидел холодную злобу Васькиных глаз и сдался.
— Ладно, — сказал он, поворачиваясь к Гуляеву широким туловищем и все еще глядя на конвоира, — все расскажу… Только выгони ты этого…
— Товарищ боец, — сказал благодарный до краев души Гуляев, — спасибо за службу. Покиньте помещение.
Васька четко откозырял и вышел.
— Где припрятали товар? — спросил Гуляев.
— Да мы почитай его и не вывозили, — сказал Гусь, — мы его только что перенесли — и всего делов.
— Куда перенесли?
— А через улицу. Там напротив лавка была при старом режиме. Она теперича закрытая. У Фитиля… — Гусь замолк и снова передернул лопатками, — у его ключ был, мы за полчаса весь товар и перенесли. Все там и оставили. А на другой день добыли тачки…
— У кого?
— Фитиль все… Ни я, ни Венька — мы не касались. Привез три тачки. Мы в четыре приема все перевезли к Нюрке… Народ-то этими тачками завсегда пользуется.
— Хлебные склады вы подожгли?
— Тут кто-то без нас обошелся, — усмехнулся Гусь.
— И Фитиль никогда об этом не упоминал?
— Никогда ничего такого. Видишь, тот склад кооператорский мы почему взяли? Там все вещички-то были — их легко было пристроить или загнать. Мануфактура, сахар. Хлеб — он тут при чем? Продавать — враз заметут и к стенке. А поджигать — какая ж нам выгода!
— Где сейчас Фитиль?
— Знать не могу, — Гусь отвел глаза. — Он мне не докладывался.
— Где вы прятали по большей части?
— У Гонтаря в саду. Там у его шалаш, мы там…
— С кем был связан Фитиль, кто к нему ходил?
— Не знаю. К нам никто не ходил. Он сам лыжи вострил чуть не раза три на дню. У нас никого не бывало.
— Проверим, — сказал Гуляев. — Соврал — не помилуем.
— Чего пугаешь? — сказал Гусь, вставая. — Мне, куда ни верти, — хана. Вы шлепнете, на то и власть, не вы — Фитиль найдет, скажет: скурвился — подыхай.
— Фитилю до тебя не добраться. Руки коротки, — сказал Гуляев. — Нарошный, увести.
— У Фитиля руки длинные, — пробормотал уходя, налетчик.
Едва его увели, Гуляев кинулся к Иншакову. Ему нужен был Бубнич, но в кабинете начальника он никого не застал. Тогда он выскочил во двор. Там, у самых ворот, Бубнич разговаривал с комэском Сякиным. Иншаков распоряжался у амбаров, наказывая что-то охране. Гуляев подошел к воротам в то время, когда Сякин заканчивал свою речь.
— Ты, комиссар, попомни, — говорил, по своему обыкновению чуть осклабясь, Сякин, — у тебя в уезде одна сила — эскадрон. Там парнюги и шашкой махать могут, и с винта пулять. Это ни пехтура тебе, что прицел от приклада не отличит. Так что выбирай: либо ты эскадрон кормишь, как того положение требует, либо и за ребят не поручусь, дюже они у меня горячие.
— Это что угроза, товарищ Сякин? — спросил, снизу вверх глядя на него, Бубнич…
— Понимай, как знаешь, — резко развернул лошадь Сякин. — Я не предатель и верный буду, а за ребят отвечать не могу.
— И это ты говоришь в такую минуту, Сякин, — Бубнич смотрел на него так, что другой бы уже должен был обратиться в пепел. Но Сякин шагом тронул лошадь к воротам и на ходу крикнул:
— И ты пойми! Коли б не такая минута, говорил бы!
Он выехал за ворота и там, улюлюкнув, послал лошадь в намет. Слышно было, как дробят, удаляясь, копыта.
— Видал, какие дела? — угрюмо повернул Бубнич к подошедшему Гуляеву.
— Товарищ уполномоченный, — с места в карьер начал Гуляев, — может быть, вы дадите кого-нибудь в помощь? Мне надо немедленно просить эту Власенко: Гусь из шайки Фитиля дал показания. Хочу проверить. У них база была в садах. Малина. Необходимо осмотреть, а я просто физически не успею.
Бубнич слушал, но слова словно отскакивали от его бронзового широкоскулого лица.
— Вот что, товарищ, — сказал он, — ты видишь каково положение? Надо все успеть и все — самому.
Он пошел к воротам.
Гуляев посмотрел в его широкую ссутуленную спину в порыжелой кожанке и понял, что наступил действительно критический момент для Советской власти в городе. Значит, надо действовать — и действовать одному. Он кинулся в свою комнату, на ходу приказав привести к нему Власенко.
Он сидел и записывал суть показаний Гуся, когда ее ввели. Она стояла в потрепанной юбке с грязным подолом, в жакете с продранными локтями, упавший на плечи платок не скрывал черных свалявшихся волос Красивое белое лицо с очень ярким ртом хранило выражение какой то отрешенной одичалости.
— Садитесь, — сказал Гуляев.
Она отвернулась от него, стала смотреть в окно.
— Слышите, что говорю! — поднял он голос. — Подойдите к столу и сядьте!
Как во сне, не отрывая глаз от окна, где билась и шуршала тополиная листва, она сделала два шага и села.
— У меня к вам несколько вопросов, — сказал Гуляев, поглядывая на ее руки, лежавшие поверх юбки на коленях. Пальцы были длинные и тонкие с обгрызенными ногтями, с царапинами на белой коже тыльной стороны ладони.