В паутине
Шрифт:
Он отправился домой.
Жил он на пятом этаже. В подъезде как всегда перегорела лампочка, и прибавилось еще одной матерной надписью на беленой стене. На его этаже мигал бледно-лиловый неоновый свет, отбрасывающий резкие тени. Минуты две он гремел ключами у металлической двери. В шахте глухо гудел лифт. Забравшись в квартиру, не включая верхний свет, не раздеваясь, он отправился в ванную, ополоснулся холодной водой, кое-как стянул обувь, и повалился в кресло в зале.
Он наслаждался тишиной. Но тишина почему-то звенела. Еле уловимый барабанными перепонками звук будто тонкой иглой взрезал гармонию тишины. И он почти обрадовался, когда в дверь позвонили. Предусмотрительно стянув пальто и шапку, он отворил дверь.
На пороге стоял здоровенный мужик лет сорока.
— Здрасьте!
— Вам кого?
— Я
— Вовой зовут, — протянул толстую волосатую ручищу.
Он осторожно сунул в нее ладонь и открыл дверь пошире, давая ему пройти. Огляделся. На площадке кроме визитера никого. Его охватило странное оцепенение.
— Не грабитель, не бойся, — заржал мужик, довольно скребя залысину. Подумав добавил, — У меня и закусон есть.
— Где? — вяло спросил он, оглядывая гостя: обшарпанные синие шорты, выцветшая футболка неопределенного цвета, вся в застарелых пятнах, дырявая, тапки-зайчики. У зайца на левой ступне отсутствовал левый глаз-бусинка. Чем подозрительней он окидывал соседа напротив, тем веселей и непринужденней оный делался. Закусон-то? Дома остался. Щас быстренько сгоняю.
Они стояли так в коридоре в тусклом свете настенной лампы. Он сделал движение: сунул руку в карман. Сосед никак не отреагировал — критически осматривал интерьер. Пауза затягивалась.
— А почему именно ко мне? — спросил он, кашлянув.
Вот сейчас "сосед" кинется на меня с ножом….вот, вот, нет, не кинется, с сожалением подумал он, и сразу расслабился. Опустил плечи.
— Ну не к бабульке же из 241-ой! — хмыкнул мужик, — У остальных семьи, в 243-ой вообще какой-то полковник живет…
— Ну, военные это дело любят, а я не очень-то увлекаюсь, — неуверенно сказал он.
— Не, они все поголовно психи, — махнул мужик, — на своем опыте убедился. А ты, дружище, из всех здешних обитателей самый адекватный. Никто же насильно не заставляет. Ты мне, главное, компанию составь. Это ж ритуал, задел добрых отношений между двумя мещанами.
Разворачивать мужика было уже поздно.
— Ладно, — тяжко вздохнул он, — проходи. И это….поаккуратнее.
— Обижаешь!! — мужик затолкался в тесном коридоре, засопел, зашаркал, как бы невзначай опрокидывая предметы.
— На кухню, на стол ставь, — распорядился он, подхватывая на лету календарик, слетевший с гвоздика, — и в зал, вон туда.
Пока сосед бегал за закуской, он кое-как рассервировал журнальный столик, нарезал хлеба и извлек из холодильника бутылку минералки. Вова приволок огромный пластиковый пакет (в них еще фирменную одежду упаковывают), до отказа набитый всяческой снедью, причем на донышке позвякивало. Оказалось, это бутылочки "Боржоми", что принесло ему несказанное облегчение. Чего тут только не было. Даже банка красной икры.
— Слушай, — опомнился сосед, — я даже не в курсе, как тебя по имени-отчеству.
Он торопливо представился. Вот так казус. Ничего, бывает, успокоил сосед, наливая себе стопарь. Потом сосредоточенно замер, вознеся глаза к потолку. Понятно, предстоит выдержать долгую задушевную беседу.
— Чего переехал….
– жена выперла, зараза, — Вова заскрежетал зубами, — Все для нее делал, ничего не жалел. Жизнь как жизнь, обычная семья. Дочка в институт определилась, младший на "хорошо" учится в девятом, никаких забот. И на тебе. Ее, понимаешь, подруга затащила на какую-то там дискотеку, и, значит крышу ей снесло — ощущений новых захотелось, а бабе сорок лет, — опрокидывает стопарь и сразу же наливает второй, — мы с ней можно сказать ровесники, и, это, успокоиться пора. Эх, нету у них мозгов, не-ту! Одни эмоции. Ты, заявляет, не прогрессивный. Не шагаешь в ногу со временем, как был совком, так им и остался. Бирюк, представляешь? Бирюк. Ну давай в кино сходим, в театр, я не знаю, в филармонию, чего тебе еще надо? Ну, короче, не хочу быть царицей морскою, как там у Пушкина, в сказке про деда с бабкой, только у той материальная подоплека была, а у моей шиза какая-то. Я раньше не догадывался, в чем тут дело, потом до идиота дошло. А ты слушай дальше. Ты меня не любишь, как-то раз объявила. Я: ты чего, совсем что ли сдурела? Я ее, видишь ли, не люблю, — сосед
Сосед сокрушенно покачал головой. Бутылка почти опустела. Пришлось посочувствовать. Не все потеряно, со временем перебесится, признает ошибку. Детей конечно жалко, но они взрослые, поймут.
Через несколько минут горестных раздумий сосед приободрился:
— Не обращай внимания. Неудобно в жилетку плакаться, просто человек хороший попался, одно на другое навалилось. Женат?
— Был, — отрезал он сухо, опустив глаза.
Сосед смекнул и тему развивать не стал. Работаешь? Да, ответил он, работаю. Поведал немного о себе. Что называется автобиографическая справка. Сосед слушал в пол-уха.
"Сильный человек имеет право на минутную слабость, равно как слабый — на обретение сил", — пришло ему в голову. Вот как сейчас. Его подтачивало чувство, будто он что-то хотел сделать и зарекся сделать это в условленный срок, нечто важное, имеющее для него первостепенное значение. Но что — здесь царил вязкий непроходимый мрак. Купить хлеба? Вынести мусор? Нет. Сделать звонок.
— ….копаться в человеческих мозгах, — соседа терзал новый приступ красноречия, — Презираю кретинов, считающих тебя ничтожеством только за то, что знаешь меньше них. Зарабатываешь меньше них. Еще больше ненавижу мнимых доброжелателей. Я вот тебе здесь поляну накрыл не просто так, сразу говорю.
Именно. Сделать звонок. Глянул на часы: половина одиннадцатого. Спит, наверное, не дождался.
— Слушай, я должен кое-куда позвонить, — сказал он, вставая.
— Конечно, — пьяный Вова раскраснелся пуще прежнего и заметно посерьезнел. Скоро на философию потянет.
Он пошел на кухню, до упора закрутил капающий кран и набрал номер. Длинные гудки. Семь, восемь, десять.
— Алло.
— Марина Федоровна! Это я. Саша спит?
— А, привет, — из трубки слышался рев телевизионной рекламы, — Собираемся ложиться. Сейчас посмотрю.
Зашлепали, удаляясь, шаги. Сквозь рекламные гимны послышались приглушенные голоса, затем шипение чайника. Отчетливое "не хочу!" Снова шаги. Равномерное дыхание: он догадался, что тетка взяла трубку, но разговор продолжать не торопится. Диктор расхваливал новый освежительный напиток.
— Марина Фед…
— А? Думала, с линией что. Спит он, уснул.
— …..
— Не переживай, ест хорошо, играется, по двору бегает.
— Завтра заеду. До свидания.
Он нажал на рычажок указательным пальцем. Будь он пьян, пустил бы, наверное, слезу. Но он не пьян, он ощущал себя болезненно трезвым как никогда, особенно на фоне соседа, напевающего песенку в зале. Вернулся. Извини, дела. Спокойно, не дурак, все понимаю.