В присутствии врага
Шрифт:
Какая-то фигура, одетая в черное, с искаженными как в кривом зеркале очертаниями появилась в освещенном пятне.
— Где мои очки? — произнесла пересохшим ртом Лотти. — У меня пропали очки. Мне нужны очки. Я без них ничего не вижу.
— В темноте они не нужны, — ответил голос.
— Я не в темноте. Вы принесли свет. Поэтому отдайте мне очки, они мне нужны. Если не отдадите, я все про вас скажу. Вот увидите.
— Тебе вернут твои очки, когда будет нужно.
Послышался легкий стук, как будто он что-то поставил на пол. Высокое и цилиндрическое. Красное. «Термос», — подумала Лотти. Он снял крышку и налил в миску
— Где моя мама? — требовательно спросила она. — Вы сказали — в правительственном убежище. Сказали, что везете меня к ней. Да, сказали! Но это никакое не убежище. Так где же она? Где?
— Угомонись.
— Я буду орать, если захочу. Мама! Мама! Мамочка! — она попыталась встать на ноги.
Быстро протянулась рука и зажала ей рот; в щеки, как тигровые когти, вцепились пальцы. Рука бросила ее на пол. Она упала на колени и острый край чего-то, похожего на камень, впился ей в ногу.
— Мамочка! — закричала она, когда рука отпустила ее. — Ма… — рука заставила ее замолчать, окунув ее голову в суп. Суп был горячий. Он обжигал. Она изо всех сил зажмурила глаза, закашлялась. Ее ноги дергались, ногти царапали его руки.
— Ну что, Лотти, теперь ты успокоилась? — проговорил он ей в ухо.
Она кивнула. Он поднял ее голову от миски. Капли супа стекали с ее лица на школьную форму. Все также кашляя, она вытерла лицо рукавом вязаной кофты.
Как бы ни называлось то, куда он ее привез, здесь было холодно. Откуда-то сильно дуло, но когда она попыталась оглядеться, оказалось, что ничего не видно кроме сияющего круга от фонаря. Даже этого человека она не видела целиком, а только его ботинок, согнутое колено и руки. Она отпрянула от них в сторону. Руки потянулись к термосу и долили супа в миску.
— Даже если будешь кричать, никто не услышит.
— Тогда почему вы меня остановили?
— Потому что я не люблю визжащих девчонок, — носком туфли он пододвинул к ней миску.
— Мне надо в туалет.
— Потом. Сначала ешь.
— Это что, яд?
— Ага. Очень ты мне нужна мертвая. Ешь.
Она огляделась.
— Но у меня нет ложки.
— Секунду назад ты обошлась без ложки. Ну-ка ешь, быстро.
Он отошел подальше от света. Лотти услышала, как он чиркнул спичкой, и увидела огонек. Он склонился над ним, и, когда опять повернулся к ней, она увидела горящий красноватым светлячком кончик его сигареты.
— Где моя мама? — повторила она, поднимая миску. Это был овощной суп, такой, как делала миссис Мэгваер. Лотти почувствовала, что проголодалась как никогда в жизни. Она глотала суп, пальцами запихивала овощи в рот. — Где моя мама? — опять спросила она.
— Ешь.
Она продолжала наблюдать за ним, поднося ко рту миску. Он был всего лишь тенью, а без очков казался ей к тому же довольно размытой тенью.
— Чего уставилась? Не можешь, что ли, смотреть куда-нибудь еще?
Она опустила глаза. И в самом деле, без толку пытаться его разглядеть. Единственное, что удается различить, это расплывчатый силуэт человека — голова, плечи, две руки, две ноги. Он предусмотрительно держался подальше от света.
И тут она поняла, что ее похитили. Она вздрогнула, вздрогнула так сильно, что суп выплеснулся из миски. Он потек по ее рукам на передник школьной формы. «Что бывает, когда людей похищают?» — начала думать она. Попыталась вспомнить. Обычно
— Вы хотите, чтобы мой папа заплатил за меня?
Он хмыкнул.
— То, чего я хочу от твоего папы, к деньгам отношения не имеет.
— Но вы ведь меня похитили, разве нет? Потому что это никакое не убежище, и мамы здесь, конечно, нет. А если это не убежище и мамы здесь нет, значит вы меня украли из-за денег, да? Из-за чего же еще?
Она помнила, как сестра Агнетис ковыляла туда-сюда по классу, рассказывая им историю святой Марии Горетти, которую тоже украли. Разве не так началась та ужасная история? Кто-то похитил ее, кто-то, кому нужно было осквернить ее горячо любимый храм Святого Духа. Лотти осторожно поставила миску на пол. Руки были липкими от пролитого супа, и она вытерла их о форменный передник. Она точно не помнила, как именно был осквернен драгоценный храм Святого Духа, но если это имело отношение к поеданию овощного супа, предложенного незнакомцем, тогда, она знала, ей нужно отказаться.
— Я уже наелась, — сказала она и, вспомнив, добавила, — большое спасибо.
— Ешь все.
— Я больше не хочу.
— А я сказал, ешь все, до последней капли. Поняла? — он подошел и вылил остатки из термоса в миску.
Маленькие желтые бисеринки разбежались по поверхности супа. Они двигались друг к другу, образуя круг, похожий на ожерелье феи.
— Или ты хочешь, чтобы я тебе в этом помог?
Лотти не очень понравился его голос. Она знала, что он имеет в виду. Он опять окунет ее лицом в миску и будет держать так, пока она не захлебнется или не начнет есть. Захлебываться не хотелось, поэтому она взяла с пола миску. Господь простит ее, если она съест этот суп, не правда ли?
Закончив, она поставила миску на пол.
— Мне нужно в туалет, — проговорила она.
Он со стуком поставил что-то в освещенный фонарем круг. Это была еще одна миска, но глубокая и широкая с нарисованным веночком из маргариток и отогнутыми наружу краями, похожими на рот осьминога. Она смущенно смотрела на эту штуковину.
— Я больше не хочу супа, я съела все, что вы мне дали. Мне нужно в туалет.
— Делай, — сказал он. — Разве ты не знаешь, что это такое?
Она поняла, что он хочет сказать, что она должна сделать в эту миску, и сделать у него на глазах. То есть она должна перед ним спустить свои штанишки, присесть на корточки и писать, а он будет смотреть и слушать. Как миссис Мэгваер дома, встанет, бывало, за дверью туалета и кричит: «Ну как, голубушка, твой животик сработал?»
— Я так не могу, — сказала она. — Перед вами.
— Не можешь — не надо, — сказал он и убрал большую миску. В мгновение ока были также убраны маленькая миска, термос и фонарь. Стало темно. Что-то со свистом пролетело мимо и шлепнулось на пол рядом с ней. Она вскрикнула и отскочила. Над головой пронесся холодный поток воздуха, как будто пролетели призраки, вышедшие из могилы. Потом что-то лязгнуло, что-то скрипнуло, и она поняла, что осталась одна.
Она похлопала ладонью по полу там, где раздался звук упавшего «чего-то». Пальцы нащупали одеяло. Оно было колючее и пахло затхлостью, но она схватила его и прижала к себе, стараясь не думать, что может означать выдача одеяла для ее пребывания в этой темноте.