В прятки с отчаянием
Шрифт:
Почему я так ошеломлен?
Почему чувствую себя так глупо?
Когда мы остаемся наедине,
Достаточно просто взглянуть в твои глаза...
Как ты делаешь это со мной?
Заставляешь чувствовать себя таким живым...
Почему ты сделала такое,
Что я не в силах выдержать?*
— Ты огорчаешь меня последнее время, Зейн Кертис, — медленно, словно по слогам произнес наместник, складывая руки за спиной. — Ты задержался, и это тогда, когда мы точно знаем о готовящемся нападении, да еще появляешься в ужасном, ободранном виде… Ты позоришь свой клан и весь наш род.
Зейн безучастно смотрел в противоположную стену, стараясь ничем себя не выдать. Как только они с Танией оказались на станции, Зейн поспешил отчитаться перед наместником и обосновать появление примитивной на станции так, чтобы ее сразу же не убили.
Он провел девушку мимо Великой пустоши к тропам, по которым она свободно могла добраться до своего города, даже снабдил ее передатчиком, но… Факт, она здесь, на станции, с ним. Тания не хотела уходить, он понял это из ее мыслей. Мужчина предоставил ей свободу выбора и, кусая губы в ожидании ее решения, внимательно вглядывался в фигуру кочевницы.
— Вот эта дорога выведет тебя к реке, — указал он ей направление, когда им пришла пора разделяться. — А чуть ниже по течению будет разлом, по которому ты сможешь добраться до своих. Иди.
Но она медлила. Он говорил совершенно правильные вещи, и с ужасом думал, что она уже готова его послушаться. Робко, как-то неуверенно, девушка уже сделала несколько шагов, когда безупречный не выдержал и позвал ее.
— Тания! — Он смотрел то в сторону, то на нее и судорожно искал повод ее остановить.
— Что? — Девушка остановилась, обернувшись.
— Ты ведь не хочешь уходить? Почему? Я тебя отпускаю… — проговорил он не разрывая зрительного контакта. Тания тоже смотрела на него неотрывно, словно искала в его облике ответы на одной ей известные вопросы.
Небо опять помрачнело, собирася дождь. Зейн злился на себя, на Танию, на весь мир за то, то не мог просто развернуться, сесть на айэробайк, угнанный с базы и, накинув плащ-хамелеон, просто добраться до станции. Это было бы, несомненно, правильно, быстро, надежно и не ставило бы под удар всю операцию. Но он был не в состоянии сейчас сделать это.
— Не хочу, — тихонько ответила Тания, все еще медля.
— Там, куда я иду, опасно. У меня могут быть проблемы… А тебя там... Тебе лучше уйти!
— Мне все равно где умирать. Там, — она неопределенно махнула рукой в сторону, куда должна была уйти, — меня ничего хорошего тоже не ждет…
Внезапно, они оба услышали звуки автоматной очереди. Кусты со всех сторон пришли в движение, и прямо на них вышел отряд стервятников в поисках своей базы. Зейн понял, что медлить нельзя. Одним рывком дергая Танию на себя, он толкнул ее в сторону аэробайка и сорвался с места, вихляя из стороны в сторону, уворачиваясь от выстрелов. Стервятники заметив их, бросились в погоню, и Зейн принял решение. Либо сейчас, либо никогда. Он направил байк прямо в сторону заброшенного города, замаскировав хамелеоном и себя, и девушку.
Судьба все решила за них. Тания оказалась на станции.
— Самку нужно убить, — продолжал вещать наместник. — Дей Идрис придет и так, она совершенно ненужна, а ты просто растрачиваешь наши ресурсы. Когда ты последний раз делал зачистку памяти? Она как-то влияет на тебя? Ты… странно выглядишь, почти как… примитивный!
— Стиратель закончился на базе всего лишь несколько дней назад, — стараясь вложить в свой тон как можно больше равнодушия, плавно проговорил Зейн. — Я немедленно проведу процедуру зачистки. А самка… Она отличный экземпляр, может пригодиться в…
— Не нужно. У нас достаточно материала. Она опасна. Ее появление тут крайне нежелательно. Оракул против пребывания здесь примитивной, вероятности благополучного исхода событий упали на несколько процентов, с тех пор, как ты появился. Сделай это, Зейн, ты настоящий воин, тем более что должен делать то, что тебе предначертано. Ступай!
Наместник отвернулся, и только тогда Зейн позволил себе сжать челюсти и катнуть желваками.
— Я сделаю все, что необходимо, — ровным тоном сообщил безупречный наместнику и отправился в лаборатории, куда временно поместили девушку для обследования.
Зейн подошел к лабораторному отсеку и остановился у стеклянных дверей, не заходя внутрь. Тания полулежала на кушетке, роботы проводили с ней манипуляции, а на лице девушки читалось отчаяние и смятение. Он не подходил к ней с тех пор, как они оказались на станции, ее сразу же забрали ученые, а сам Зейн немедленно прошел физическую очистку и готовился к внедрению чипа.
Он знал, что нужно, необходимо сделать то, что должен. Они так долго шли к этой победе, и вот теперь, когда она так близко, разве он готов все провалить? Повести весь свой клан, предать всех своих людей ради чего? То есть, правильнее сказать, ради кого? Ради примитивной самки, которую он знает всего два месяца, уничтожить годы и годы труда нескольких поколений…
Свою первую ночь на станции, после долгого пребывания на земле, он не мог сомкнуть глаз. Ему было холодно, пусто, неудобно. То жарко, то вдруг пробивал озноб. Да еще и разболелась голова. Зейн встал и пошел в гигиенический отсек. Оперевшись рукой о край раковины, он наклонил голову и включил кран, поливая ноющий затылок прохладной водой. Ему никто не позволит оставаться на станции без чипа, свое задание он выполнил, пребывание среди примитивных больше не нужно. Теперь Зейн должен полностью контролироваться Оракулом и советом. Наместник лично будет проверять его статус…
Это было бы намного проще. Взять и снова позволить всего себя контролировать преобразователю, чувствовать энергию, которую дает электроника, лишиться всего того опыта, который приобрел, забыть все, что с ним произошло. Легче. Проще. Заманчивее. Забыть все эти поцелуи, заставляющие терять рассудок, горячие прикосновения, сводящие с ума, и лишающий воли жаркий шепот… Забыть будет правильнее. Так что же ты медлишь?!
Зейн поднял голову и посмотрел в зеркало, откинув влажные волосы назад. За то время, что он провел на земле, а точнее, даже за то время, что он не стирал свою память, его лицо стало другим. Вместо холодной привычной маски, на нем появились ямочки, когда уголки его губ ползли вверх, от глаз расходились едва заметные черточки, резкость ушла из черт, смягчая выражение физиономии в целом. А самое главное… В глазах появилось что-то странное, будто проявлялась какая-то потаенная тоска или неудовлетворенное желание.