В пылающем небе
Шрифт:
Нам повезло: скоро цель, а фашистских истребителей нигде не видно. Мы объясняли это внезапными мороза-ми. При низкой температуре гитлеровские техники еще не научились быстро готовить самолеты к вылету. В этом было наше преимущество, и мы старались использовать его сполна.
В шлемофоне раздается голос штурмана:
— Внимание, подходим к цели!
Даю команду остальным экипажам:
— Приготовиться к бомбардированию!
Вокруг нас — первые разрывы зенитных снарядов; по мере приближения к цели их все больше и больше.
Появляется вражеский аэродром. На нем больше сотни боевых машин! Неистовствуют зенитки.
Вниз посыпались бомбы. Несмотря на сильный зенитный обстрел, они легли точно. 84 бомбы, сброшенные нашей семеркой, нанесли гитлеровцам серьезный урон. Как сообщили позже партизаны, было уничтожено более двадцати самолетов, многие повреждены, полностью сожжены склады с горючим и боеприпасами. У нас потерь не было. Все обошлось благополучно, если не считать вынужденной посадки двух самолетов на промежуточном аэродроме: у одного был пробит маслобак, у другого вытекал бензин.
Самолет с пробитым маслобаком вел я. Повреждение было замечено не сразу. Минут через сорок после выполнения задания стрелок доложил:
— Из-под правого крыла течет масло.
Я стал внимательно следить за показаниями приборов. Вскоре начала повышаться температура масла. Это окончательно убедило меня, что маслобак действительно пробит и скоро начнет падать давление масла. Если мотop не выключить, то его заклинит и он может загореться.
— Сколько лететь до линии фронта? — спрашиваю штурмана.
— Минут двадцать-двадцать две, — отвечает Куликов.
— Надо выключать правый мотор, иначе беды не миновать. В лучшем случае опять станем «безлошадными», в худшем — попадем фашистам в лапы.
— Выключай, — спокойно советует Сергей. — Дотянем и на одном.
Радирую своему заместителю И. Ф. Андрееву: «Принять командование эскадрильей и следовать домой». Выключаю мотор. Скорость резко падает. Мы должны отстать от группы и продолжать полет одни. Но товарищи не покинули нас. Они тоже сбавили скорость и плотным строем окружили нашу поврежденную машину. Я пытался заставить их уйти, даже грозил кулаком, но ребята не подчинились. Они провели наш экипаж через фронт и, лишь убедившись, что я произвел посадку на запасном аэродроме, взяли курс на базу, сделав прощальный круг над аэродромом.
И. Ф. Андреев тоже не дотянул до места: в его самолете оказался пробитым бензобак, и из-за утечки горючего машину пришлось посадить в Клину. Через пару дней мы все собрались у себя дома.
Наш полк выполнял самые различные задания старшего командования: бомбил железнодорожные станции, аэродромы, укрепленные районы, штабы противника. Зачастую это были места, хорошо знакомые большинству наших летчиков. Одни из нас вылетали туда для бомбометания и раньше, в первые дни войны, другие (чаще «старики») еще в мирное время сами поднимали с этих взлетных площадок свои самолеты. Орел, Брянск, Харьков, Курск, Сеща, Витебск… Милые, родные сердцу города! Сейчас их аэродромы занял враг, совершая пиратские налеты на передний край наших войск, на крупные и мелкие населенные пункты Советской страны. С железнодорожных узлов этих и многих других городов отправляются на фронт воинские эшелоны с живой силой фашистов.
Радиус действия нашей дальнебомбардировочной авиации расширялся. Мы добрались даже до берегов Балтики. Наносили бомбовые удары по военно-морским базам противника.
Теперь мы не такие одинокие и беззащитные, как в первые дни войны. Наши боевые действия все чаще и чаще поддерживали истребители. Это значительно сократило наши потери. Однако на дальние расстояния бомбардировщики по-прежнему вылетали одни. И чаще — ночью. Мы научились воевать. Вернее, мы непрерывно учились воевать. Возвращаясь с боевого задания, летчики, как говорится, по полочкам раскладывали все детали полета, пересматривали свои действия, выуживали из хаотической массы впечатлений самое важное, необходимое в бою и постепенно приводили все это в стройную тактическую систему.
Чтобы не быть сбитыми своими же истребителями или зенитчиками, разработали условные опознавательные знаки «свой самолет». Правда, эти знаки через некоторое время расшифровал враг и нередко довольно успешно использовал их в своих целях. Но мы тоже не терялись. Во-первых, меняли знаки опознавания, а во-вторых— сами пытались изучить повадки фашистских летчиков, распознать их условные сигналы. Это нам удавалось: мы часто бросали им на головы бомбы или обстреливали их из пулеметов. А когда противник разгадывал обман, мы успевали, как говорится, уносить ноги.
Особенно любил охотиться за фашистами экипаж Василия Соловьева. Он целыми часами ходил ночью где-то вокруг затемненного вражеского аэродрома, выжидая, когда гитлеровцы начнут работать, то есть взлетать и садиться, а для этого необходимо будет зажечь огни на аэродроме, включить опознавательные знаки на самолетах. Этого только и ожидал Василий. Выбрав удобный момент, он стремительно набрасывался на обнаруженную цель, нанося по ней удар бомбами и бортовым оружием.
Так Соловьев поступал часто. Мы говорили ему:
— Вася, смени пластинку, иначе немцы подкараулят тебя и собьют к чертовой бабушке.
Соловьев только улыбался в ответ: ничего, мол, не случится, я их уже научился обманывать.
И все-таки Васю Соловьева сбили. Он и его экипаж отдали свою жизнь за победу над фашистской Германией, за светлое будущее нашего народа.
Василий Соловьев… Крепкий, жизнерадостный, прекрасной души человек. Таким он навеки остался в нашей памяти.
Подполковник Н. В. Микрюков придавал большое значение тактике действия бомбардировщиков — как в одиночных полетах, так и в групповых. После возвращения экипажей с боевого задания он лично принимал рапорты командиров. Затем проводил с нами подробнейший разбор боевой работы, выслушивал поочередно всех — летчиков, штурманов, радистов, стрелков.
На очередном разборе наш экипаж предложил увеличить бомбовую нагрузку. Мы руководствовались такими соображениями. Немцы под Москвой. Идут жестокие бои, и войска остро нуждаются в поддержке с воздуха. Каждый килограмм смертоносного груза, поднятого в воздух сверх установленной нормы, приближает победу.
Командир полка, посоветовавшись с инженером, разрешил эксперимент. Понаблюдать за необычным взлетом пришли многие инженеры, техники, офицеры штаба. Все волновались конечно: удастся ли оторвать от земли тяжелую машину? Риск на этот раз был оправданным.