В стране «Тысячи и одной ночи»
Шрифт:
Мы встретились в кофейне возле его дома в фешенебельном пригороде Касабланки. В кофейне, как обычно, сидели небритые мужчины в длинных, просторных джеллабах, однако она отличалась от традиционного заведения. Во-первых, здесь подавали настоящий кофе, а не то пойло, которое я обычно хлебал, уже привыкнув к его отвратительному вкусу. Во-вторых, было много женщин. Которые не имели ничего общего с извечными свирепыми старухами – в кофейне сидели блондинки в смелых нарядах, с ярко накрашенными губами. Еще непривычнее было то, что они курили.
Оттоман
– Начнем с малого. Найдем сказителя и поселим его в бидонвиле, 14 там, где жил Хишам. Я буду платить ему жалованье, а он – день и ночь рассказывать притчи, возрождая традицию, которая вот-вот умрет.
Я с энтузиазмом кивал, издавая одобрительные возгласы.
– Постепенно мы расширим поле деятельности, – продолжал Оттоман, – и в скором времени притчи зазвучат уже в десятках кофеен по всему Марокко. Совсем как в старые добрые времена.
14
Бидонвиль (франц.) – французское слово для обозначения городских трущоб.
Глаза Оттомана горели, он будто всматривался в даль, разглядывая возникший мираж.
– Но и на этом мы не остановимся, – сказал он. – Притчи зазвучат на железнодорожных станциях, автобусных остановках, рынках, даже в офисных конторах!
Обычно говоривший тихо, Оттоман разошелся – он уже громко вещал.
– Но кто будет платить всем этим сказителям? – спросил я.
– Спонсоры, – ответил Оттоман. – Фирмы. Сказители могут получать деньги, снимаясь в их рекламе по телевизору.
– Выходит, они превратятся в коммивояжеров?
Оттоман нахмурился.
– Нет-нет, ни в коем случае, – запротестовал он. – Не коммивояжеры, а представители крупных торговых марок. «Кока-Кола», «Пепси», «Макдоналдс»… Представляешь?!
Моя беда в том, что по жизни я – жертва. Я вечно позволяю втянуть себя в сомнительные предприятия, из которых потом так просто не выпутаться. Мне бы крепко пожать Оттоману руку, поблагодарить за кофе да уйти. Но я сидел и восхищался гениальной идеей. Что Оттоману только льстило. Да еще предложил свою помощь.
Через неделю я уже шел по центральной площади Марракеша – Джемма аль-Фна. И кое-кого увидел. Мужчина был лысым, с длинной, жиденькой бороденкой, с серебряной серьгой в одном ухе, блестевшей на солнце. По его взгляду я сразу понял – он не из местных. А взгляд у него был такой, будто он узрел чудо.
Я шел в южном направлении, продолжая поиски своей притчи, а заодно – первого сказителя, необходимого для воплощения грандиозного замысла Оттомана. Марракеш виделся мне подходящим для этого местом.
Иностранец заговорил со мной. Он оказался немцем, звали его Каспар. Он рассказал, что путешествует вот уже шестнадцать лет, где только ни побывал. Небесно-голубые глаза немца горели, он размахивал руками, рассказывая: каждое мгновение странствий приближало его к главной цели – увидеть Джемма аль-Фна, Место казни.
– Вот он, мир, здесь, – с сильным баварским акцентом произнес Каспар.
Я спросил, что он имеет в виду.
Немец улыбнулся.
– Разве вы не чувствуете?
Я промолчал.
– Нет, правда не чувствуете? – переспросил он.
– Чувствую? Что?
– Вот она, жизнь, во всем ее многообразии! – сказал он.
Каспар поднялся и нетвердой походкой удалился, бормоча что-то о стакане холодной воды. Я стоял, в задумчивости глядя на людское коловращение: заклинатели змей и гадатели, знахари и сумасшедшие, странствующие зубодеры, колдуньи, продавцы воды и один-единственный слепой с протянутой в ожидании монеты рукой. Возможно, баварец прав: во всем мире не найдется другого такого места, где жизнь кипела бы во всех ее проявлениях.
Как и все, кто хоть раз побывал в Марракеше, я пытался понять этот город. Сидя в полюбившейся кофейне «Арга-на» с видом на площадь, я наблюдал, слушал, но не понимал. Африка это или Марокко? Или уже рай, где только и возможно насладиться такими цветами, звуками, ароматами?
На самом деле Марракеш – и то, и другое. И еще много что.
Я обходил площадь в поисках Халила, сына Халилуллы, того самого сказителя, с которым недавно познакомился. Но его нигде не было: ни его, ни других сказителей.
На мои расспросы сидевшие в ряд продавцы апельсинового сока ответили: большинство сказителей зарабатывают на жизнь чем-то еще – за притчи много не дают.
– В самом деле, к чему платить, – высказался один из продавцов, – когда можно бесплатно посмотреть телевизор, что дома, что в кофейне.
Глаза слепило неистово палящее солнце, привычное разве что коренным жителям Марракеша; я углубился в лабиринт узких улочек медины, что разбегались от яркой, оживленной площади. Прохладные каменные арки, внутренние дворики, отгороженные бамбуковыми решетками, – в их полосатой тени торговцы за прилавками походили на зебр… Медина в Марракеше это огромный рынок, на котором чего только нет: россыпи куркумы и красного молотого перца, горы подсоленного миндаля и фиников, ряды желтых кожаных туфель, страусиные яйца и ароматические палочки, хамелеоны в железных клетках с гнутыми прутьями и говяжье филе, любовно выложенное на веточки душистой мяты…
Пройдясь по узким улочкам, вы совершите путешествие назад во времени.
Пусть сегодня Марракеш, центр туризма, и процветает, его старый город, медина, остается нетронутым: жизнь в нем кипит, переливаясь через край, все такая же яркая и самобытная. И хотя теперь там продают пластмассовые куклы, сделанные в Китае, подержанные телевизоры, нагроможденные один на другой, мобильные телефоны, Марракеш продолжает жить ритмами прошлого. Форма меняется, в моду входит то одно, то другое, а суть, душа, остается неизменной.