В тюрьме и на «воле»
Шрифт:
мать. Она меня знала так же хорошо, как своего
новорожденного сына. В ее доме собирался комитет, руководивший
совместной стачкой текстильшиков и табачников Стамбулас
Через несколько лет ранним утром у одной из литейных
мастерских в Стамбуле, на крутом подъеме из Юксеккалды-
рыма в Куледиби, столпились прохожие. На ступенях
мостовой головой вниз лежал труп. Черная кровь стекала по
камням. Казалось, труп был подвешен вверх ногами. Оскаленный
рот
большой брусский нож. Это был труп матерого провокатора,
выдавшего Зийнет и многих других революционеров
Англичанину Зия.
НАШЕ ЕДИНСТВЕННОЕ ОРУЖИЕ
Под охраной жандармов возвращаюсь от вали в тюрьму.
Начинает светать. Мы входим во двор. Товарищ стоит у окна,
прислонившись лицом к решетке. Как только я переступаю
порог, он бросается ко мне. Мы обнимаемся. Рассказываю, что
было у вали. Ложимся, и я забываюсь беспробудным сном.
В этой тюрьме на берегу моря мы сидим уже три месяца
и пользуемся сравнительной «свободой». Днем нас даже
выпускают во двор вместе с другими заключенными. Но нам до
сих пор не удается получить газеты или книги. Мы ничего
не знаем о том, что происходит в мире. Мы не можем пока
использовать для этой цели симпатизирующих нам
арестантов, потому что нам стали известны коварные планы врага.
Обстановка сложилась так, что эта наша временная «свобода»
не стоит ни гроша.
А бывало и по-другому. Вспоминаю свое заключение в
старинной крепости на скалистом берегу Тигра. Вот уж место,
куда поистине, как говорят, птица не долетит, караван не
дойдет. Это Курдистан, который кемалисты покрыли развалинами
и залили кровью.
Вокруг каземата, в котором мы сидели,— четыре стены
двухметровой толщины. Даже в самой тюрьме мы были
совершенно изолированы от остальных заключенных. За пять лет
нас ни разу не выпустили на прогулку во внутренний двор.
Управление безопасности установило за нами специальный
надзор. Начальник охранки Тыквоголовый Осман любил
хвастать, что в эту крепость даже муха без его ведома не
пролетит. Среди политических заключенных было полно
провокаторов. Мы не прекращали борьбу с ними ни на минуту в
течение долгих лет. Строжайшая партийная дисциплина,
нерушимое сознание высокого звания коммуниста — вот что было
нашим единственным оружием.
И в этих условиях мы нашли способ связаться не только
9 заключенными курдами, но и с курдскими крестьянами на
воле. Представьте
и семь кованых железных дверей, отделявших нас от воли,
пронести в крепость «Вопросы ленинизма» и «Об основах
ленинизма». Мы читали книги товарища Сталина! А потом
сумели передать их нашим товарищам, заключенным в ан-
карской тюрьме...
А здесь? Тюрьма — у причалов порта. Из-за решетки мы
видим, как прибывают и отходят почтовые пароходы. Только
видим. Газет нам попрежнему не дают. О книгах и говорить
нечего. Иногда начинаем мечтать,— и вдруг самые далекие
звезды кажутся совсем под носом. Будущее рисуется в
солнечном свете. Жизнь становится еще дороже. Мы еще увидим
свободную Турцию!
А в это время в Самсуне бастовали рабочие, были
столкновения с полицией и жандармами. В Эрегли забастовщики
бросили в море провокатора — полицейского «социалиста» Этхема
Рухи, который подговаривал их выйти на работу.
Из стамбульской тюрьмы к нам перевели сапожника Нури.
Смышленый парень. Держится ухарем. Говорит на
невероятном жаргоне грузчиков Га латы и ремесленников Аксарая К
От него мы узнали, что в стамбульской тюрьме около ста
коммунистов объявили пятнадцатидневную голодовку. Среди них
были и женщины. Сообщения о причинах голодовки и
требования заключенных попали в газеты. Товарищей заковали
в кандалы. Однажды при выходе из суда у них завязалась
схватка с жандармами. Многие были ранены. Нури называл
нам знакомые фамилии,
Теперь стал понятен ночной вызов к Толстопузому Арабу
и приезд сюда из Стамбула Англичанина Зия.
От Нури мы узнали также, что наши фотографии появились
в газетах с подписью: «Коммунисты, которым грозит смертная
казнь». Это еще больше расстраивало планы прикончить нас
в тюрьме. Народ узнал, что мы арестованы. Стало ясно, почему
прокуратура все откладывает наш процесс.
Но мы тоже не сидим здесь сложа руки. Мы собираем
вокруг себя людей. За долгие годы пребывания в тюрьмах мы
кое-чему научились.
7 НОЯБРЯ
В нашей тюрьме сидит арестант, которого зовут Кузнец
Али. Это степенный, уважаемый всеми человек. Высокого
роста, темноволосый, с изрытым оспой лицом, он носит
островерхую папаху, напоминающую головной убор дервишей
Мевлеви, и длинную черную энтари — рубашку, служащую
одновременно и халатом. Али не выпускает трубки изо рта.