В тюрьме и на «воле»

Устюнгель С.

решетка, они сидели бы обнявшись. Но ржавые железные

прутья разделяют два сердца.

— Эй, Ферикоглу, хватит! Твое время кончилось!

Грубый голос дежурного надзирателя отрывает два тела

друг от друга —так топор раскалывает надвое сосновое полено.

Женщина встает, она смотрит на парня полными слез

глазами. Тот шатается, как пьяный, и, кажется, еле держится

на ногах.

Бреющий меня тюремный парикмахер на воле был

мотористом.

Он избил в порту полицейского комиссара, когда тот

пытался силой заставить работать бастовавших грузчиков,

и сидит теперь за «сопротивление полиции». Его большие»

как лопаты, руки кажутся грубыми, неуклюжими. Но какие

ловкие у него пальцы, как легко проводят они по щекам

большим лазским ножом!

Каждый раз, когда надзиратель отрывает заключенного от

посетителя, парикмахер скрипит зубами, его ноздри

раздуваются, как у загнанной лошади. Осколки фраз, как пули,

вырываются сквозь сжатые зубы, ударами отдаются у меня

в ушах.

— Изверги... ни любви, ни горя не понимают... Давильная

машина. Какое это свидание? Ведь это разлука...

НЕ ПОД РВАНЫМИ ПАРУСАМИ ВЫХОДИМ МЫ В МОРЕ!

Правящие реакционные классы Турции пытаются

удержать свою власть над народом с помощью штыков, тюрем,

виселиц. Они подавляют, физически уничтожают каждого, кто

выражает свой протест, свою волю к справедливым порядкам.

Нас, коммунистов, преследуют особенно жестоко.

Мы знаем, они хотят раздавить наше мужество. Но

напрасно. Они никогда не смогут поставить нас на колени, потому

что за нами рабочий класс. Буржуазия приходит в бешенство,

видя, что силы ее могильщика – пролетариата растут день

ото дня. Кемалисты хотят оторвать нас от народа, разорвать

наши стальные связи с массами, так как видят, что в них мы

черпаем нашу силу. Но коммунисты—люди особого склада,

люди особой закалки. Эту закалку они приобрели в огне

классовых боев во многих странах. Ее передали нам отцы и деды,

десятилетиями боровшиеся против насилия и гнета.

Не под рваными парусами и не на дырявом суденышке

выходим мы в море! У нас есть крепкая организация —наша

коммунистическая партия. Наш верный компас —марксистско-

ленинская теория. В освободительной борьбе наш путь

освещает всемирный маяк —Советский Союз.

Во всех странах капитала не проходит и дня, чтобы народ

не боролся за свои права, не сражался с фашистскими

бандами за демократию, за свободу.

А у нас в Турции?

И у нас борьба обостряется с каждым днем.

Растут ряды

борцов, растет авторитет нашей партии среди народа.

Источников силы у нас немало. У нашего народа есть традиции

национально-освободительной борьбы против колониального

порабощения, против империалистов. Вспомните 1919 —

1923 годы, когда великая октябрьская буря в России донесла

до Турции ветер свободы и подняла наш народ на борьбу.

Тогда красной от крови героев национально - освободительной

войны стала река Сакарья. Тогда рабочие, забывая об отдыхе,

днем и ночью готовили оружие фронту. Тогда простые

крестьянки — Кезибан, Фатьма и множество других —

доставляли на своих плечах снаряды в окопы. Много горя испытал

тогда народ: были сожжены деревни, разрушены города,

мертвые младенцы валялись среди развалин. Американские и

английские разбойники разговаривали с нашим народом

языком трехсотпятидесятимиллиметровых пушек своих линкоров.

Они грозились проглотить всю Анатолию. Они натравили на ту-

рецкий народ наемные армии греческого короля Константина,

монархические банды Анзавора, «армию Халифа». Наши отцы

и братья бесстрашно сражались с этой семиголовой

гидрой.

Не будь Советского Союза, мы, как нация и государство,

уже тогда были бы уничтожены английскими и

американскими империалистами. Кемалисты всячески хотят скрыть

это от народа. Но этого нельзя забывать никому. И мы никогда

не забудем ни наших боевых традиций, ни друга,

поддержавшего нас в черные дни,— Советский Союз...

«ХАРАШО... ТАВАРИШ... БАРБА...»

Шум волн постепенно стихает. Солнце заволакивается

тучами. Приближается вечер. То там, то тут на дворике

зажигаются крохотные дымные жаровни. Они напоминают

затуманенные горем человеческие глаза. На жаровенках в

маленьких кастрюльках арестанты варят себе суп. Из-под

крышек вырываются струйки пара. Босоногий

арестант-крестьянин, остановившись у одной из кастрюлек, пожирает ее

взглядом. У него желтое, без кровинки лицо. Такие лица

бывают только у долго голодающих людей. Он щурит глаза,

облизывает губы, потирает руками ввалившийся живот.

Но вот начинается раздача пайка. Из «камер голых»

стремглав выскакивают арестанты, толпятся вокруг хлеба.

Крестьянин, с такой тоской смотревший на жаровню, уже бежит

в свою камеру, грызя на ходу полученный кусок черного