В зеркале забвения
Шрифт:
— Извините, вы не чукча?
Студент тревожно посмотрел на Незнамова и ответил:
— Нет, я — селькуп, а чукчи, по-моему, разъехались на летние каникулы, никого не осталось.
Незнамов еще раз извинился и вышел на жаркую улицу.
Он снова чувствовал какое-то стеснение в груди и даже ноющую воль. По возвращении в Колосово надо показаться врачу. Впервые в жизни сердце тревожит его, и, наверное, надо уже заканчивать поездку, странную, тревожную, словно какую-то повинность, от которой невозможно отказаться.
18
Разбуженная долгим звонком, Валентина растолкала мужа.
В трубке слышался испуганный голос местной телефонистки:
— Юрий Сергеевич! Вас вызывает президент Америки!
Беря трубку, Гэмо готов был сурово отчитать шутника, но голос в трубке явно свидетельствовал о том, что это говорили из Америки.
Мысленно похвалил себя за то, что в свое время усердно изучал язык и никогда не прерывал занятия английским — читал, слушал радио.
— С вами говорит главный редактор американского журнала «Нейшнел Джеографик» Билл Гаррет по поручению президента Географического общества. Наш журнал намеревается посвятить один из номеров современному положению арктических народов мира, и в качестве одного из авторов мы выбрали вас. Мы знаем и ценим ваш талант, и наш президент уверен, что лучше вас никто не напишет ту часть большого материала, которая будет описывать жизнь народов Арктики России от Кольского полуострова до Чукотки… Я бы хотел знать, когда вы предполагаете быть в Москве или Ленинграде с тем, чтобы сотрудник нашего журнала приехал и окончательно договорился с вами обо всех деталях. В настоящее время наш президент хотел бы знать о вашем принципиальном согласии.
Гэмо изредка держал в руках эти желтые компактные номера всемирно известного и популярнейшего географического журнала и, разумеется, считал для себя большой честью напечататься в издании, которое расходилось по всему миру миллионным тиражом.
— Я согласен, господин Гаррет.
— Прекрасно, что вы скажете насчет марта? Сумеете к этому времени вернуться в Ленинград?
— Я собираюсь уехать отсюда через две недели.
— Мы вам позвоним еще в Ленинград и окончательно уточним время встречи.
Гэмо положил трубку и услышал от жены:
— Это действительно президент?
Гэмо молча кивнул.
— Ты, конечно, неплохо говорил по-английски, — заметила она, — но запинался… Интересно, что ему нужно от тебя? Почему он позвонил сюда?
— В Москве сейчас ночь, — весело ответил Гэмо, — а на Чукотке уже утро. Вот он и решил — позвоню-ка я Юрию Гэмо!
— Ты все шутишь, — немного обиделась Валентина.
Гэмо рассказал о содержании разговора:
— Возвращаемся в Ленинград. Поездка будет серьезная, надо подготовиться, кое-что почитать…
Обычно они завтракали в маленькой кухоньке, из окна которой открывался чудесный вид на заснеженную бухту, на вмерзшие в лед, оставшиеся зимовать корабли, на противоположный берег, где когда-то жили эскимосы, переселившиеся в конце двадцатых годов на остров Врангеля. Сегодня на месте древних жилищ стояли окрашенные желто-белой краской пятиэтажные панельные дома.
Требовательный телефонный звонок нарушил мирную трапезу.
— Опять Америка? — испуганно спросила Валентина.
Это был первый секретарь райкома Сергей Иванович Черпанов.
— Мы тут собрались на рыбалку на озеро Эсгихет, — сказал он. — Приглашаем вас.
Это был первый случай за все годы, чтобы первый секретарь райкома пригласил Гэмо на рыбалку. Обычно компаньонами Черпанова были представитель районного КГБ и главный механик Гидрографической базы.
— Мы сами подъедем к вашему дому, выходите через час.
Райкомовский вездеход был специально оборудован для дальних путешествий. Изнутри выстлан оленьими шкурами и шерстяными коврами. К крыше приторочен складной столик, и звукоизоляция усилена специальными прокладками. Кроме Черпанова в машине находился районный кагебешник, майор Купченко, хотя и носивший украинскую фамилию, однако считавший себя чукчей, так как вырос и воспитывался в яранге своего деда, знаменитого охотника с мыса Северного. Оба начальника подчеркнуто уважительно поздоровались с Гэмо.
Озеро Эсгихет находилось совсем недалеко от портового поселка, за аэродромом. Оттуда снабжалась водопроводная система поселка и порта. Вода в озере кристально чистая, а из кранов почему-то капала ржавая. Объясняли это тем, что вода настолько насыщена кислородом, что разъедает стальные стенки труб.
Прозрачный лед позволял вблизи берега рассмотреть дно и медленно, царственно плывущих хариусов. Шофер пробурил несколько лунок, и принялись за ловлю. Особенно везло майору Купченко. Через полчаса у его ног, обутых в теплые унты, застыли три великолепные рыбины. Тем временем шофер разжег два походных примуса и поставил на один чайник со свежей чистой водой из озера, а на второй — уху.
Гэмо подцепил одну рыбину, но довольно большую. Он предложил ее для ухи или строганины, но Черпанов сказал:
— Эту заберите домой, для Валентины Петровны…
Когда продрогшие рыбаки подошли к вездеходу, они увидели в глубине кабины роскошно сервированный стол. На закуску — кетовая икра, соленые лососевые пупки, датская ветчина в банке, маринованные овощи.
Владимир Купченко сделал широкий жест, приглашая Гэмо занять место.
Строганина заполняла светло-розовыми стружками эмалированный тазик. Из прикрытого, во избежание быстрого остывания, котелка доносился дух вкуснейшей ухи. Само собой, на столе стояли бутылки с водкой, коньяком и минеральная вода.
Когда все уселись за столик, секретарь райкома вопросительно посмотрел на Гэмо.
— Ради такой закуски можно и нарушить…
Чокнулись, выпили, принялись закусывать, налегая больше на строганину. Шофер Володя приготовил специальный томатно-перечный соус, называемый «маканиной»: в нее макали просвечивающие мерзлые пластины рыбы.
Перед ухой налили по второй, но Гэмо отказался:
— Валентина наказала мне вернуться трезвым, как стеклышко.
— Ну, а мы выпьем! — весело произнес Купченко и, с аппетитом съев несколько ложек исходящей невообразимо вкусным духом ухи, отодвинул от себя тарелку и пытливо посмотрел на Гэмо.