Вальс бабочек
Шрифт:
«Профессору можно позавидовать», — подумал Роберт, когда стал прощаться с супругами.
Придя домой, он прежде всего принялся за уборку. Его поспешный отъезд был теперь очевиден.
Едва Роберт успел запихнуть белье в стиральную машину, зазвонил телефон. Кто бы это мог быть в такое время? Роберт взял трубку.
— Алло, дорогой, — раздалось на другом конце провода.
Роберт почувствовал, как его прошиб холодный пот. Этот голос он знал слишком хорошо!
— Ты что, проглотил язык? Это я — Джоан! Разве ты не рад?
— Нет, — с трудом выдавил из себя Роберт. «Как она его нашла?
— О, бэби, как я вижу, ты все еще старая грымза, — рассмеялась Джоан.
— Но и ты, кажется, совсем не изменилась!
— Отнюдь, — сообщила Джоан и попыталась придать своему голосу ласковое звучание. — Я осознала, какую боль я тебе тогда причинила.
— Ну и?.. — спросил недоверчиво Роберт.
— Мне захотелось сделать для тебя что-то хорошее. Поэтому я здесь, в Мэдисоне.
— Не стоит затрудняться!
— Роберт, пожалуйста. — Голос Джоан стал плачущим. — Дай мне шанс. Я хотела бы только, чтобы ты простил меня. Я так часто мучилась…
— Ладно, я прощаю тебя, — ответил Роберт, несколько смягчившись.
— Нет, не так. Я должна переговорить с тобой.
— Нам нечего больше сказать друг другу.
Джоан проигнорировала замечание Роберта.
— Итак, дорогой, я в отеле «Шератон». Что, если бы ты подошел сюда прямо к обеду?
— Нет, Джоан, я не приду.
— Как жаль! Тогда мне ничего не остается, как прийти завтра в университет, на твою кафедру.
Роберт почувствовал, как ему сдавило грудь. Это было похоже на спазм. Он ни в коем случае не хотел, чтобы Джоан вторглась в его жизнь. Ибо она несла с собой зло. Надо постараться склонить ее к отъезду.
— Ты ничего не отвечаешь, бэби! — снова услышал Роберт ее голос. Как он ненавидел, когда она называла его «бэби» или «дорогой». Еще в прежние времена не мог этого вынести. В ее устах эти ласкательные слова не несли в себе никакой нежности: Джоан называла так всех. Роберт всегда чувствовал себя при этом какой-то разменной монетой.
— Я сейчас приду, — пробормотал он.
— Я знала, что ты добрый, милый парень, — прощебетала Джоан, прежде чем положить трубку.
На первый взгляд Джоан сохранила ослепительную красоту. Облегающее черное платье с глубоким декольте, скорее, открывало ее тело. Рыжие волосы спадали на плечи тщательно уложенными волнами. Макияж, как всегда, был превосходен. Покачивая бедрами, Джоан приблизилась к Роберту.
И все-таки она изменилась. Стала худее, тоньше. Жесткие черты лица заострились. Под слоем пудры Роберт заметил множество морщинок. Особенно отчетливо прорезались две неприятные складки между носом и ртом. Джоан теперь, должно быть, как и ему, тридцать три. Однако неупорядоченная жизнь оставила неизгладимые следы на ее лице.
Она кокетливо улыбнулась Роберту. Это получилось неестественно.
— Роберт, дорогой, каким ты стал мужчиной! — польстила она ему, оставив на его щеке след от поцелуя.
— У меня мало времени, — сухо сказал Коллинз.
— О, этого ты можешь мне не говорить. Я специально прилетела из Лос-Анджелеса, чтобы увидеть тебя!
В течение последующих двух часов Джоан прорвало, словно водопад. То, что Роберту удалось воспринять из ее запутанных рассуждений, заключалось в следующем: после разрыва с ним Джоан несколько лет вела роскошную жизнь. Что касается медицины, то она бросила заниматься ею.
— У меня не было никакого желания заниматься этим утомительным делом, — объяснила она. Затем Джоан много путешествовала по свету, меняя компании из высшего общества. Одно время пребывала замужем. Супруг, по сравнению с ней, был слишком стар, но в течение длительного времени привлекал ее, поскольку знал все и вся и мог обеспечить ей шикарную жизнь, к которой она привыкла еще в родительском доме. — Но этот брак был моей ошибкой, — заявила Джоан в заключение. — Малькольм действительно оказался слишком старомоден. Всегда, когда у меня был какой-то легкий флирт или авантюрный роман, он приходил в ярость. Муж хотел держать меня взаперти, как золотого жука. Но я не позволила ему этого сделать! На свете столько сумасшедших мужчин, и мне хочется наслаждаться жизнью. Я еще слишком молода, чтобы избрать роль домашней матушки!
Роберт с неприязнью смотрел на нее. Нет, характер Джоан совсем не изменился. Напротив, все скверные черты, которые были ей присущи ранее, теперь удвоились или даже утроились. Прежде всего ее беспредельный эгоизм. Роберт не понимал, как он мог полюбить когда-то эту женщину?
— Джоан, я действительно не понимаю, зачем ты мне все это рассказываешь? Наши пути разошлись десять лет назад, и баста! Я не испытываю никакого интереса к перспективе снова завязать с тобой отношения!
— О, дорогой, зачем же так зло? У меня для тебя еще много чего осталось. Даже гораздо больше, чем раньше. Ты хорошо выглядишь, имел до сих пор успех. О необходимых средствах я позабочусь. Мы в самом деле можем стать идеальной парой. — Она зажгла сигарету и стала непринужденно покачивать ногой с туфлей на высоком каблуке.
— Ну, с меня хватит! — воскликнул в ярости Роберт. — Я ухожу домой.
Глаза Джоан сузились, а в голосе появились злые нотки.
— На твоем месте я бы еще подумала…
— Это звучит уже почти как угроза!
— Угроза? Что за страшное слово, дорогой? Ты что, набрался уличных выражений от Кэтлин Купер?
Роберт побледнел. Кэтти! Что знает о ней эта бестия Джоан?
— Я немножко тут порасспрашивала, — заметила Джоан сладким голосом, заметив его нервозность.
— Что тебе надо? Какое отношение имеет к нам Кэтти? — спросил Роберт, стараясь овладеть собой. — Когда-то я очень любил тебя, Джоан. Но я рад, что все так получилось. Что ты сама раскрыла мне глаза. Лучше ужасный конец, чем ужас без конца.
— Неужели я такая страшная? — воскликнула Джоан и наклонилась вперед. При этом одна бретелька ее платья соскользнула с плеча.
Роберт смотрел на женщину с неприязнью. Кокетливый взгляд, вихляющая походка, накрашенный рот. Джоан демонстрировала театральное шоу. Но это шоу его давно уже не привлекало. Впрочем, другие мужчины, сидевшие вокруг за столиками в обеденном зале «Шератона», казалось, были заинтригованы Джоан. Уголками глаз Роберт видел, как некоторые из них с удивлением и восторгом смотрели на нее.