Варяги и Русь
Шрифт:
— И ты туда же! — воскликнул он. — Не впору биться барану с буйволом...
Извой снял свой кафтан; лицо его вспыхнуло удалью и отвагой; уста его что-то прошептали, и он смело подошёл к силачу кифарнику.
— Не хвастайся, витязь, — сказал Извой, — есть и против тебя сила такая, о которой ты ещё не ведаешь.
— Да ты, витязь, соразмерил ли свои силы с моими? — сказал кифарник. — Были покрепче тебя, да и тех я за пояс заткнул.
— Да ведь ты вызывал витязей на бой, ну, вот и я пред тобою, хочу показать свою силу молодецкую да поведать людям, что есть в земле русской витязи
Бойцы сошлись; бой начался на мечах; все затаили дыхание, думая, что бой кончится смертью Извоя. Но с первого же удара старик покатился кубарем; все начали поощрять Извоя криками.
— Не выдай, Извоюшка, не выдай! — кричал Торопка. — Туда же, говорит, силён, а впору бы на печи лежать да тараканов лучиночкой бить...
Слова эти возмутили старика, и он с ожесточением бросился на Извоя; мечи сломались от сильного удара; оба остановились, а затем схватились за копья, но с первым же ударом копьё старика выпало из рук, а копьё Извоя воткнулось в землю. Затем они начали наступать друг на друга и драться кулаками; каждый удар старика приходился по воздуху, тогда как удары Извоя попадали в голову. Наконец кифарник совсем вышел из себя и предложил бороться. Витязи разошлись и тотчас сомкнулись. Долго они боролись, поощряемые криками народа, и не поддавались друг другу. Но вот одно ловкое движение Извоя, и дюжий старик грохнулся оземь, так что кости хрустнули. Разозлился кифарник и хотел было подняться на ноги, но Извой ловким ударом снова сбил его с ног.
— Ай, да витязь, ай, да молодец! — кричал народ, между тем как Торопка подтрунивал над кифарником, поднявшимся с земли и вытиравшим седьмой пот со лба.
— Впору тебе только с кифарой возиться, а не с добрыми молодцами биться, — говорил он, к общему смеху народа и князя. — Ступай на печь да пой про удаль молодецкую.
— Давай слегу! — яростно крикнул старик, и ратоборцы схватились за слеги; круг раздвинулся. Раздражённый упорством Извоя, он хотел докончить с ним одним ударом и, подняв свою слегу обеими руками, покрутил ею несколько раз над головою и выпустил её из рук в голову Извоя, но тот отскочил в сторону, присел к земле, и в то время, когда оглобля пролетела мимо, он прыгнул к кифарнику и одним ударом кулака сбил его с ног.
Снова раздался одобрительный крик.
— Слава тебе, Извой! — закричал Тороп. — На вот лучиночку, подай своему противнику, авось он научится драться в люльке у матери.
Но Извой не хотел тешиться над побеждённым. Он стоял напротив него в ожидании, когда тот вздумает ещё помериться с ним силами. Однако Владимиру стало жалко, старика, который, видимо, утомился. Князь приказал кончить бой.
— Полно, богатыри, — ласково сказал он, — чай приустали ваши руки и ноги... Ну, спасибо, Извоюшка, потешил ты меня своею удалью, победил сильного противника. Вот тебе за это награда от меня. — Владимир надел на шею Извоя золотую гривну. — Ну, а ты, богатырь, не взыщи. И впрямь лучше тебе кифару взять да тешить честной народ... Поди, уж годы не те, чтоб ходить на бой...
— Было время, другого бойца не было, о том знал и твой отец... Стар стал, признаться, да ништо ещё, когда надо будет, постою за себя.
— А, ты служил у
— Нет, князь, не служивал, а, было дело, мерился и с ним силами.
— Э, да ты и в самом деле богатырь, коль мерился силами с ним... Ну, исполать ко мне в дружинники: честь и почёт тебе...
— Нет, князь, теперь стар стал, и впрямь пора на печи полежать.
Он хотел уйти, да Извой удержал его.
— Ну, помиримся, — сказал Извой, подходя к своему противнику. — Мы ведь только тешились да тешили Красное Солнышко, а злобы питать нам не за что. Только знай наперёд, что я силён, а есть сила большая над нами, и кто верует в неё, тот всегда побеждает.
— Не след тебе говорит мне таких речей... Не знаешь, кому говоришь их.
Богатыри обнялись.
— Ну, пойдёмте теперь, — сказал князь, — хороводы водить да красных девок выбирать, свои ножки разминать... Тороп, зови девок красных, собирай пригожих, становись в круг да вели тешить нас песнями.
Вскоре раздались песни молодиц и девушек, начавших водить хоровод.
Владимир сел на поставленном для него на крыльце седалище; Вышата, Извой и многие другие старейшины и дружинники окружили его. Между тем кифарник что-то шепнул одному княжескому отроку, который удивлённо посмотрел на него.
— Негоже служить тебе рабыничу, когда ты сам князь, — шепнул он ему и исчез в толпе.
Вечер был прекрасный. Все продолжали веселиться и пировать. Время от времени Тороп тешил князя своими прибаутками, заставляя смеяться всю его свиту.
Но вот пришли девушки и, ставши вокруг князя, начали величать его. Князь слушал и любовался красными девушками.
Вдруг взгляд его упал на одну из них; глаза его разгорелись.
— Вышата! — позвал Владимир, — чья она!
— Оксана, дочка лесного сторожа Ерохи, князь, — отвечал Вышата.
— Хороша, дюже хороша, — сказал он.
Он подошёл к молодой девушке и заглянул ей прямо в глаза, отчего та потупилась и покраснела.
— Пойдёмте пир доканчивать! — обратился князь к окружавшим его. — Спасибо, девушки, спасибо, красные, что потешили меня.
Владимир вернулся в палаты; все последовали за ним и расселись по своим местам: снова заходила чара зелена вина кругом стола, снова все заговорили и веселье продолжалось своим чередом, но князь заметно загрустил.
VIII
Поздним вечером закончился пир, гости, охмелев от вина и мёду, посдвинулись под столы и спали где кто упал, только Извой, Вышата и отрок Руслав были бодры и отвели князя в опочивальню, в которой и уложили его на мягких пуховиках. Но не спалось князю.
Извой, оставив Вышату при князе, ехал по крутому берегу Днепра. Он вдруг заметил чью-то промелькнувшую тень, которая проскользнула между двумя ивами, склонившимися над Днепром, освещёнными бледными лучами выкатившейся из-за облаков луны. Он хотел было остановиться и посмотреть, но до его слуха донеслась песня, послышавшаяся со стороны холма; он повернул коня и направился туда, откуда неслись звуки.
Наконец он доехал до Витичева холма, где тропинка поворачивала к избушке Ерохи, и остановился, чтобы не нарушить пения девушки.