Варяги и Русь
Шрифт:
— Вижу, что ты хоть молод в вере, но крепок в душе. Да пошлёт Господь тебе Своё святое благословение. Прошу не побрезгать нашей скромной трапезой и отведать хлеба-соли.
— Спасибо на милости, — поклонился Извой и вошёл в лачугу, в которой жил старец со своей дочерью Зоей. Зоя покрыла стол белой пеленой, положила хлеб и соты, да несколько сушёных яблок.
— Не взыщи, молодец, — сказал старик, — у нас нет княжеских яств... отведай, не побрезгуй. — Старик отломил кусок хлеба и подал его Извою. — Ну, как живёт-может благочестивый отец Мисаил?
Извой рассказал об отце Мисаиле и затем прибавил:
— Почтенный старец молится о благоденствии
— Обязанность христианина молиться не только за князя, но за всех, пребывающих в слепоте душевной, язычников и даже врагов наших. И я буду молиться, как молился и поныне: он наш князь и повелитель; народ возлюбил его, коли посадил на великокняжеский киевский стол... Жаль только, что он забыл, чему учила его бабка Ольга.
— Быть может, когда-нибудь вспомнит... Надо время, надо влияние со стороны...
— Да, молодец, ты прав: надо время... погодим и увидим, а меж тем надо молиться, чтоб Господь просветил его разум.
Беседуя с Симеоном, Извой рассказал ему о Светлане, которую хочет обратить в христианство, и просил его содействия.
— Старайся, мой сын, поведать ей святые слова, не вводя в заблуждение, чтобы она поняла достоинство нашей веры и сама попросила крестить себя, и это дважды сочтётся тебе у Отца нашего на небесах. Я готов помочь тебе обратить не только твою возлюбленную, но и всех, кто изъявит на то свою волю.
— Спасибо, отец Симеон, — отвечал Извой. — Твоей помощи я не забуду. Кажись, что сестра её Оксана уже христианка...
— Нет, не христианка: Стемид намедни был у меня и тоже просил наставить её на путь, но девушка боится отца и пока всё ещё колеблется прийти ко мне... Я уж хотел было послать к ней Зою, но теперь ещё не пора... Всё ещё ненавидят христиан, в особенности жрецы... Молвят, что они мыслят уничтожить всех христиан... Вон и Марию, жену Ярополка, сегодня утром отвезли в Предиславино и, Бог весть, чем кончится всё это... Вышата со своей дружиной ездил по сёлам и собирал новых красавиц для теремов Предиславина... Всё это сказывается, что и Владимир такой же женолюбивый, как его отец и брат. Волей-неволей приходится скрывать девок в лесу. Он уж заглядывал и ко мне, да, видно, не заметил моей пташечки. Много слёз прольётся, когда князь заглянет в Предиславино, — прибавил старик. — Но, Бог милостив, авось и князь смилостивится над нами.
Извой встал, перекрестился на образ, находившийся в углу, перед которым теплилась лампадка, и, отвесив поясной поклон хозяину и молодой девушке, сказал:
— Не оставь своими милостями, почтенный отец.
— Прошу жаловать напредки, — отвечал он. — А знаешь ли, где бывает служба христиан на богомолье? — спросил старик, провожая гостя из лачуги.
— Нет, святой отец, не бывал ещё и не знаю.
— Близ Аскольдова холма, в развалинах церкви Илии: там собираемся каждое воскресенье утром и поздним вечером. Приходи. Сегодня пятница, значит, послезавтра.
— Буду и кланяюсь земно вам.
С этими словами Извой вскочил в седло и поехал по тропинке, ведшей к Днепру.
Солнце было уже высоко, когда он въехал в Киев и отправился на княжеский двор, на котором ещё оставались следы вчерашнего веселья; слуги княжеские убирали столы, видимо, с больными головами, и препирались между собой.
IX
Село Предиславино считалось потешным дворцом киевских князей, который
Позади дворца, среди тенистых деревьев, находился ряд построек, изб, амбаров и клетей; в них жила дворцовая прислуга, помещались бани. Между этими постройками была одна выше и красивее других с тяжёлым навесом, поддерживаемым резными столбами. То было жилище ключника Вышаты, с широкими светлыми горницами, посреди которых стояли большие дубовые столы, а вокруг них — скамьи, покрытые звериными шкурами. На стенах висели кольчуги, дощатые брони, нагрудники с металлическими бляхами, остроконечные шлемы, щиты, мечи, колчаны со стрелами. Всё это составляло украшение стен его жилища, находившегося под особой стражей, так как в нём были, кроме того, кубки, братины, рога, отделанные серебром, чары и разная столовая посуда, составлявшая запас на случай пиров, которые часто происходили в этом дворце.
Ещё накануне приезда Владимира Вышата распорядился насчёт встречи и приёма князя в Предиславине. Боярышни и сенные девушки, приобретённые Вышатой, как и взятые в плен полочанки, волей-неволей наряжались и с трепетом ждали приезда Владимира. Только одна Мария не тужила за свою участь: ей только жаль было своего Займищенского терема, где остались иноки и несколько христиан и христианок, за которых она боялась ввиду лютости Божерока и приверженности князя к язычеству. Когда ранним утром приехали за нею в Займище и объявили ей приказ князя отправляться в Предиславино, она помолилась на образа и, вынув один из киота, прихватила его с собой.
Приехав в Предиславино, она поставила его в своей опочивальне и, помолившись на него, предоставила себя в распоряжение сенных девушек, которые ждали её с пожалованными князем ризами. Она оделась, перезнакомилась с девушками и боярынями и спокойно начала ожидать приезда Владимира.
Вышата с самого утра суетился и бегал, делая различные распоряжения для встречи князя. Было уже за полдень, когда послышались охотничьи рожки, извещавшие о приближении Владимира. Вышата выстроил на дворе всех женщин, которых было до трёхсот. Рогнеда, Мария, Мальфрида, Вышата и Буслаевна, его жена, стояли на крыльце с хлебом-солью.
Наконец ворота потешного двора раскрылись, и кавалькада всадников, во главе которых ехал Владимир на белом коне, въехала во двор.
С князем приехали все его дружинники, среди которых были и Извой, и отрок по имени Руслав. Он был оруженосцем князя и его любимцем. Об этом отроке рассказывали шёпотом такую историю: когда одна из жён Святослава, Миловзора, почувствовала приближение сделаться матерью, нечистая сила, похитив младенца, отнесла его в леса киевские, где и поручила ведьмам воспитать его на славу Перуну и на погибель христиан.