Варяги и Русь
Шрифт:
— И её знаешь!.. Кто она, скажи, родимый! — взмолился Руслав.
— Много будешь знать — скоро состаришься... — И с этими словами прохожий спустился в овраг и исчез, а юноша во весь карьер помчался в Предиславино.
Доехав до ворот, он слез со своего коня и отдал его одному из сторожей, а сам вошёл в горницу, где сидели за столом многие из дружины княжеской; между ними Извой и Веремид.
Заметив юношу, Веремид встал из-за стола и спросил:
— Ну, что не весел?.. Али опять по дороге тебя околдовала какая-нибудь
— Нет, Веремидушка, кручинушку мою не снять ковшичком бражки и не залить её двумя. Не знаю, почём затосковалось моё сердце молодецкое, — с грустью сказал Руслав.
— Да кой омут опутал тебя?.. — заботливо сказал Веремид. — Поди засни: чай, устал с дороженьки.
Руслав хотел было уйти, но в это время поднялся Извой и, подойдя к нему, весело хлопнул по плечу.
— Я знаю, — сказал он, — в чём твоя кручина, но этому горю не трудно помочь... Пойдём со мной, побеседуем на досуге.
Молодые люди вышли на двор и легли под раскидистым дубом.
— Слыхал я стороною, — начал Извой, — что смиренные люди часто кручинятся попусту. Ведаю, что ты без роду и племени, как и я, и тяжело сердцу молодецкому перенести эту кручинушку. Но есть существо, которое было разлучено силой со своею матерью и во сто крат более страдало, пока наконец Господь Вседержитель не утешил его. Слыхал ли ты когда-нибудь о Боге?
— Как не слыхать?.. Разве Перун не всемогущий бог?..
— О, не говори этого... Но об этом после. Скажи мне, не чувствовал ли ты когда-нибудь потребности излить свою кручину перед кем-нибудь, не шёл ли ты в храм твоего бога Перуна и не молился ли ты ему, чтоб он облегчил твоё сердце?
— Случалось, но я не выходил из храма веселее.
— Вот видишь!.. А я тебе укажу того, которому ты если поклонишься, то Он снимет с твоего сердца тяжёлый камень, наградит тебя счастьем и пошлёт спокойствие твоей души.
Руслав подумал о молодой девушке и потрогал то место за пазухой, где у него лежал найденный пояс.
— Разве ты знаешь её? — удивился Руслав.
— О ком ты говоришь? — спросил Извой.
— О ней, о той девушке, которую я встретил на Почайновском берегу... неподалёку от Аскольдова холма?
Извой догадался, что он видел дочь благочестивого Симеона.
— Нет, я говорю не о ней, но если хочешь, то потом скажу и о ней. Прежде выслушай меня. Я говорю о небесном Существе, Которое называют Богом, ниспосылающим нам солнце, луну, звёзды, дождь, о Боге едином, Который облегчает наши страдания и награждает счастьем. Ему единому подобает поклоняться, а не истуканам... Если ты хочешь обладать той девушкой, которую ты видел на Почайне, то тебе нужно уверовать в Бога.
— Я верую ему.
— Разве ты христианин?
— Нет, я знаю только Перуна.
— Ну, Перун не имеет власти отдать её тебе.
— А кто же имеет эту
— Тот, кому молятся христиане, и тот, кому она принадлежит... Послезавтра князь вернётся в Киев, и тогда, пожалуй, я покажу тебе эту девушку. Но, чур, никому ни слова.
С этими словами Извой ушёл. Руслав был взволнован, не понимая, о чём говорил ему Извой.
В это время к нему подошёл Веремид и, видя его ещё более грустным, с участием спросил:
— Ну, что размыкал свою кручинушку беседой с этим молодцем?
Руслав покачал головой и передал ему свой разговор с Извоем. Выслушав его, Веремид задумался и потом сказал:
— Слыхал и я много о христианском Боге, но не испытывал Его всемогущества, а вот что касается колдуньи Ярухи — она всесильна: поезжай к ней и спроси любовного зелья, она приколдует к тебе любую девушку и укажет, где она живёт... Я знаю эту ведьму...
Он рассказал, как к ней добраться, и Руслав послушался его. До вечера он ходил как ошпаренный, а лишь только солнце начало заходить за тучи, он вскочил на своего коня и помчался знакомой ему тропинкой к Чёртову бережищу, к жилищу Ярухи.
Долго он ехал по непроходимым дебрям, но конь его перепрыгивал корчи и валежник, лежавший на пути. Несмотря на то, что пошёл дождь и трещал перун-трещица, что ветви хлестали ему в глаза, окатывая его водою, он терпеливо подвигался вперёд, пока наконец добрался до небольшой прогалины, на которой стояла под дубами ветхая лачужка, а в ней виднелся через оконца огонёк. Подъезжая, он услышал лай собак; где-то вдали прокричал филин; от этого крика мурашки пробежали по телу. Он постучался. Вскоре послышался голос ведьмы:
— Кой леший шатается по тёмной ночи?
— Не леший, бабушка, не леший, человек бо есть.
— Кто ты?..
— Пусти, родимая, — отвечал Руслав, — совсем измок.
Колдунья отворила дверь.
— А, Руславушка! — воскликнула она.
— Разве ты знаешь меня? — спросил юноша.
— Я всех знаю, всех ведаю!.. На то меня и зовут Ярухой... А ты мой питомец, да старый леший Якун отнял тебя у меня. Ну, да Омут с ним, я ему отомщу за себя... Не бывать бы добру молодцу на княжьем дворе. Я знала, что ты придёшь, и зельица любовного поутречку припасти постаралась, чтоб как родному угодить... Ну, входи.
Руслав вошёл в мрачную лачугу, касаясь о притолоку головой, он едва мог, при тусклом свете огня, различить ведьму; седые полурастрёпанные волосы, выбивавшиеся из-под чёрной шапочки, спускались по плечам, на ней одета была длинная белая рубашка, перепоясанная верёвкой. В руках она держала свою клюку. По чёрным стенам висели пучки трав, высохшие лягушки и змеи, на полке виднелись сороки и сова, а на припечке сидел громадный чёрный мохнатый кот. По середине избы устроен был очаг, словно жертвенник, вокруг которого стояли деревянные истуканы лешего, быка и свиньи.