Варяги и Русь
Шрифт:
— Ну, прощай, витязь, — прибавила она, — пойдём каждый своей дорогой: ты языческой, а я христианской.
— Нет, нет, не уходи! — воскликнул Руслав. — Ты только скажи мне, зачем приходил Извой.
— Затем приходил, чтобы учить свою невесту Светлану христианской вере и жениться на ней, — сказала она. — Чего же ты как испугался, витязь?..
— Я не испугался, но... но думал, что он приходил затем, чтобы похитить тебя...
— Он не ключник Вышата, который похищает невест, к тому же у христиан не в обычае похищать себе жён. Прощай,
— О, не уходи, не уходи, Зоя!.. Дай мне сообразить, что ты сказала. Ты лучше скажи, зачем ты поклоняешься Чернобогу, которого ты хоть и называешь по-другому, но мы знаем, что он Чернобог.
— Ваш Чернобог по-нашему Сатана, и мы презираем его, как и вашего Перуна.
— Ах, не богохульствуй, Зоя!.. Ты не знаешь, как я люблю тебя и каждое твоё слово хулы нашим богам режет моё сердце.
— Потому и говорю, что истуканы не боги, а Бог один во всей вселенной.
— Поэтому если христиане ненавидят язычников, то они ненавидят и князя, ведь и он язычник.
— Нет, они молятся о его благоденствии, и не только за него, но и за всех язычников.
— Христиане молятся за всех язычников! — удивился Руслав. — И не жаждут ничьей погибели?
— Нет, не жаждут и не упиваются кровью людей, как это делают язычники, принося их в жертву идолам.
— А вы что делаете в храмах?
— Мы молимся нашему Богу и пресвятой Деве, матери нашего Искупителя.
— А кто был этот Искупитель?
— Сын Божий, посланный с небес на землю, чтобы просветить ум таких же язычников, как и ты, и Он искупил их своею кровью... Если бы ты пожелал увидеть свет и познать Бога истинного, то благодать Искупителя снизошла бы на тебя и ты узнал бы, что ваши боги поддельны, как и всё, что вы признаете божеством своим.
— О, я бы готов жизнь свою отдать, чтобы понять тебя и поверить твоим словам.
— В таком случае приходи чрез день в полночь на это же место, и я расскажу тебе всё, а теперь уж светает и мне пора домой... Прощай.
И девушка ушла, оставив Руслава в полном недоумении.
XIII
Руслав опустился на влажную от росы траву под липой и просидел в раздумье до восхода солнца. Угорьский берег уже был осыпан солнечными лучами, когда он спустился к Днепру. Где-то вдали раздавались голоса рыбаков, ловивших рыбу сетями, послышалось мычание коров и блеянье овец, выгоняемых на луга.
Освежив себя водой и вскочив на коня, которого с вечера оставил у берега, Руслав поехал к Киеву. Он въехал уже в Почайновское болото, поросшее тростником, и проехал мостик, сделанный над одним из ручьёв, как вдруг перед ним появился какой-то старик лет восьмидесяти, который сидел на дубовом пне, держа в руках посох.
— Здорово, Руслав! — произнёс незнакомец.
— Здорово, старик! — ответил Руслав, проезжая мимо.
— Не торопись, соколик, — сказал старик, — неравно наткнёшься на колоду да голову повредишь, и
— Что тебе нужно от меня, старик?
— То, что и тебе от меня. Сойди с коня, и я скажу тебе, что мне нужно.
Руслав нехотя остановился.
— Ну, что тебе, старик?.. Если тебе нужны рубанцы, то у меня их нет.
— И не надо, у меня свои есть, и если ты нуждаешься на службе у князя, то я подарю тебе... Вот. — Он вынул тряпицу из-за пазухи и протянул её Руславу.
— Княжеский отрок не нуждается в подаянии, — гордо сказал Руслав. — Говори, что тебе нужно, зачем ты остановил меня, или ты насмехаться вздумал надо мною?
— Нет, Руславушка, мне не до смеха, как и тебе, сиротинушке.
— Почём ты знаешь, что я сирота?
— А ну-ка, скажи, кто был твой отец да мать, коли ты не сирота?
— Я не знаю их и никогда не видывал... — замялся Руслав.
— Ну а я знаю и даже часто видывал...
— Как, ты знаешь, кто мои родные! — воскликнул Руслав, подходя к старику. — О, скажи, скажи скорее, кто они и где я могу их видеть.
— А!.. заговорило сердечко бедное...
— Но кто я, скажи скорее... Кто мои родители?
— Пока ты не более, как раб и отрок Владимира, но можешь быть и сам княжичем...
— Я не понимаю тебя, старик.
— И понимать нечего: ты княжеский сын, воспитанный Якуном, который, по приказу Олафа, отнял тебя младенцем от матери Миловзоры, одной из жён князя Святослава...
— Да ты сам кто? — спросил удивлённый юноша.
— Ого! скоро будешь знать — состаришься... Ужо вечером приходи на Чёртово бережище, к Якуну!.. Там ты узнаешь, кто я, но смотри, не заходи к этой непутной христианской девчонке, с которой ты провёл сегодняшнюю ночь.
— Как, с непутной девчонкой!.. Кто сказал тебе, что она непутная!.. Христиане говорят, что беспутство запрещено их законом! Да и откуда ты знаешь, что я был с нею?
— Знаю, уж знаю... и напрасно ты поступил в дружину князя, чтобы быть его рабом...
— Я не раб, а отрок княжеский, и он добр ко мне.
— Всё едино, а христиан не слушай: мало ли они тебе чего наскажут, не верь им и берегись: они, что вещие колдуньи, скоро опутают тебя, и горе тебе тогда, Руслав, если ты поддашься их обольщению...
— Если христиане все такие, как та, о которой ты говоришь, что она беспутная, то они хорошие люди и никому не делают зла.
— Когда узнаешь их силу, тогда будет виднее, а пока прощай, и да хранят тебя боги.
Старик встал и потихоньку пошёл через мостик и вскоре исчез в лесу.
«Странный старик, — думал Руслав, — и правду ли он говорит? Если правду, то зачем он не сказал мне своего имени?.. Неужели я и впрямь рода княжеского!.. А где же моя мать?.. Наконец, и он сам кто?.. Но, кажется, я видел его на княжеском пиру... Это — кифарник, что выходил в круг мериться силами... Зачем же он сказал, что я раб Владимира, тогда как сам говорит, что я княжич».