Варяги и Русь
Шрифт:
Вскоре они дошли до лачужки над оврагом. Зоя потихоньку открыла дверь и, дав знак Руславу подождать, вошла внутрь.
— Батюшка, — сказала она, — молодец, о котором я сегодня говорила тебе, просит твоего благословения войти под кров твой.
— Как звать этого молодца? — спросил Симеон.
— Руславом.
— Убеждена ли ты, что он не из жрецов Божероковых и не хочет надсмеяться над нами?
— Я бы не поверила ему, если бы не Извой, который говорил мне, что из этого молодца
— А, Извой знает его!
— В одной дружине князя состоят: он отрок княжеский... Поговори с ним, батюшка.
— Где же он?
— За дверью, на дворе...
Симеон закрыл книгу, перекрестился на образа и, сказав: «Господи! помоги присоединить новую овцу к Твоему стаду», — велел привести его.
Зоя открыла дверь — позвала Руслава.
— Добро пожаловать, гость поздний, но желанный!.. — сказал Симеон. — Негоже по нашему христианскому обычаю позднею ночью искать общения с красными девицами, но я не виню тебя, молодец, потому что моя егоза сама искала его.
— Не брани дочь свою, — кротко отвечал Руслав. — Она чиста, как голубица.
— Слыхал я от своей Зоюшки, что ты хочешь быть христианином: правда ли это?
— Если нужно быть христианином, чтобы поять её себе в жёны, то наставь меня, что я должен делать для этого.
— Да, закон наш не дозволяет христианке быть женою язычника. Нужно, чтобы ты был христианином.
— Но как, я не знаю: научи меня.
— Я вижу: ты честный молодец, и, кто бы ты ни был, я верю, что у тебя хорошие мысли в голове... Садись, молодец, побеседуем... Скажи мне, дружок, кто ты?
— Я отрок великого князя киевского Владимира.
— А отец и мать?
— Я никогда не знавал их и только сегодня поутру узнал, будто я княжич.
— Княжич!.. Кто же тебе это сказал?
— Не знаю, какой-то старик.
— Но я, молодец, кажись, видел тебя на Чёртовом бережище у Якуна.
— Да, он мой воспитатель.
— Значит, он должен знать, кто твой отец.
— Сегодня я хотел идти к нему; встреченный мною старик ожидает меня у него...
— Какой старик?
— Не знаю... Я встретил его в лесу.
Руслав описал его и передал свой разговор с ним.
Симеон задумался и спустя минуту произнёс как бы про себя:
— Уж не Олаф ли это!.. Зоя, ты сказала ему, кто я?
— Нет, отец, не говорила.
— Прежде был воином и немало грешил, но, прозрев свет, всё оставил, ибо если и совершал преступления, то потому, что был слеп и в заблуждении находился. Признаешь ли ты, молодец, что солнце, луна и звёзды на небе, вода, скот, звери, лес, люди — на земле и птицы в воздухе? Признаешь ли, что существуют день и ночь, власть божественная и княжеская?
— Всё это я знаю, дано
— Не богами, а всемогущим Богом, потому Он один на небе и на земле, а те боги, о которых ты говоришь, не боги, а истуканы, созданные человеческими руками. Возьми любого из ваших богов и поколи на дрова, продай в Киеве на площади, и ни один из них не скажет тебе ни слова: они не святы, а наш вездесущ и свят, и только те не знают Его, кто ходит в потёмках, а чтобы познать Его — надо уверовать... Поэтому, да благословит тебя Творец вселенной, если ты без лукавства, а с чистым сердцем пришёл побеседовать со мною.
— Я пришёл к тебе, потому что сердце моё влекло к твоей дочери, жизнь мне не мила без неё, и делай, что хочешь со мною, только отдай мне её.
Симеон улыбнулся.
— Этого мало; чтобы обладать ею, надо быть христианином, иначе ты не можешь достигнуть желаемого... Надо знать молитвы и заповеди Христовы.
— В чём же заключаются эти заповеди?
Симеон начал рассказывать ему. Руслав слушал его со вниманием, боясь пропустить хоть одно слово.
— И только? — спросил он Симеона.
— Да, но существует молитва, называемая символом веры. Этим символом каждый из нас должен руководиться и верить во всё то, что в нём сказано.
Симеон прочёл ему «Символ веры», из которого он понял, что нужно веровать в Бога и святую церковь, о которой не имел никакого понятия, но благочестивый старец всё объяснил ему и, кроме того, прочёл ему молитву Господню.
— О, какая это хорошая молитва, — воскликнул Руслав. — Она не похожа на наши, которые произносят жрецы во время жертвоприношений. После этой молитвы я больше не могу произносить тех.
— Значит, ты понял её?
— Ах, теперь я отдал бы всю душу, чтоб лучше уразуметь слова этой молитвы; она мне ужасно нравится, но разум мой путается и сердце болезненно тоскует, что я ещё не всё понимаю...
— А вот ты поймёшь, когда я прочту тебе священное писание. Видал, ли ты когда-нибудь изображение нашего Бога и Спасителя мира?
— Нет, ничего подобного даже не слыхал.
— Так вот, когда ты познаешь веру и научишься чтить истинного Бога, тогда ты прозришь и увидишь лик Триединого.
Руслав вздохнул и бросил взгляд, полный надежды на Зою, вспыхнувшую, как маков цвет.
— Если ты желаешь, то я тебе прочту начало того, как Господь сотворил небо и землю, — продолжал Симеон.
— Не желаю, а жажду, — перебил его Руслав.
И старик начал читать. Долго, долго он читал, и когда остановился, то уж занялась заря. Его сменила Зоя, и когда она дошла до рождения Спасителя, Симеон остановил её и сказал:
— Теперь я передам на словах историю Сына Господня.