Варяги и Русь
Шрифт:
— В твоей воле избрать жертву... Много есть красавиц в Киеве, а красивейшая из них — дочь христианина Симеона, что живёт на Почайне, смущающего народ своим бесстыдным учением. Вчера я видел, что рыбак Стемид, Извой, лесник Ероха и даже Руслав якшаются с ним и его дочерью Зоей, опутывающей своей красотой невинных, да, окромя того, там же я видел и двух дочерей Ерохи и Феодора... Следовало бы разорить это осиное гнездо.
— Добро, — сказал Божерок, — настанет день, и жертва будет принесена для умилостивления богов
И жрец сделал жест рукой, в знак того, что разговор их закончен.
Вышата благоговейно поклонился и ушёл.
Проходя мимо княжеского сторожевого дома, он заметил стоявших на крылечке Извоя и Руслава.
— Здорово, други, — сказал он, подходя к ним.
— Здравствуй, ключник Вышата! — проговорил сквозь зубы Извой.
— Ты что же такой угрюмый? — спросил Вышата, недовольный тоном Извоя.
— Чего же мне тешиться, увидев тебя... Ты не красная девушка, и я для тебя не жених.
— Вам, молодым, все девки на уме, вам только и говорится о красных... Вон и Руслав невесел, тоже, чай, мыслит о них, а небось забыл, что уж пора становиться к дверям опочивальни княжеской.
— А разве ты знаешь, что сегодня мой черёд?
— Эвона! Чтоб ключник княжеский не знал, кто и когда должен стоять на страже... Не моё ли дело знать, надёжные ли люди охраняют великого князя и его добро от злых людей!
— А вот и не знаешь, — возразил Извой. — Не он будет стоять, а Велмуд.
— Велмуд будет стоять у княжеского терема.
— И тоже не угадал: там будет стоять Веремид.
Вышата хотел было выругаться из-за того, что составленные им планы на эту ночь рушились, но, догадавшись, что, Извой поедет на Угорьский берег, он повеселел.
— Значит, переменились очередью!.. — сказал он. — Ну, а ты, соколик, где будешь стоять на страже?
— У Светланы, дочери Ерохи, чтобы уберечь её от тебя: у тебя и так уж полон терем.
— Эх вы, смиренники... Знаю я вас... Ну, да что ж, быль молодцу не укор, чего ж тут таиться... Ну, а что князь?.. Поди, всё печалуется?.. Кажись, только бы веселиться... Нет, видно, уж если я не угожу ему, то никто не угодит...
— Ещё бы ты не угодил! — сказал Руслав, поняв намёк. — Ты, как есть, почтенный трудник, жаль только, что до сей поры ходишь цел.
— Ну, ты, молокосос! — обиделся Вышата. — Не тебе говорить такие речи!.. Смотри, узнаешь, как говорить с ключником Вышатой.
С этими словами он ушёл.
Друзья переглянулись.
— Смотри за Зоей, — сказал Извой, — коли хочешь, чтобы она была твоей невестой.
XIV
После тихого и ясного дня наступил пасмурный, но тёплый вечер. Уже было темно, когда два витязя отправились: один к Почайновскому берегу,
Приехав на Почайновский берег и отпустив лошадь на муравку. Руслав пошёл к липе, склонявшейся к Днепру, тихо катившему свои воды. Было так тихо и тепло, как бывает в безросные ночи, предвещающие дождь. За Днепром, вдали, слышались чьи-то голоса, а на Днепре, время от времени, перекликались рыболовы.
Вдруг позади Руслава из чащи леса послышался шорох, от которого он вздрогнул, но никого не было видно... Затем раздался треск сучка, сломанного под чьею-то ногою...
Наконец вдали показалась чья-то фигура, которую едва можно было отличить от деревьев; когда она приблизилась к нему на расстояние нескольких шагов, он узнал Зою.
— Это ты, моя желанная!..
— Тсс!.. — сказала она, — я слышала чьи-то шаги: то не звери, а люди нас сторожат...
— О, успокойся, моя желанная, — сказал Руслав. — Мой меч при мне, и первый, кто осмелится приблизиться к нам, будет наказан.
Он вынул меч из ножен, лезвие сверкнуло в лунном свете; он догадывался, что если это был и не сам Вышата, то, наверное, его слуги.
— Сегодня нам нельзя долго оставаться на берегу... Я чую что-то недоброе, — сказала Зоя.
— Не мучь себя напрасно: никого нет, — возразил он, — лучше расскажи мне о том... как его... о ком ты обещала рассказать... о вашем Чернобоге...
— Не о Чернобоге, — тихо перебила Зоя, — а об Искупителе и Творце неба и земли... Но скажи мне прежде, достаточно ли ты любишь меня, чтоб выслушать меня и моего отца? Я вижу, что ты, как и все язычники, с недоверием относишься к Тому, о Ком я хочу говорить, и, быть может, только из любопытства хочешь узнать, Кто был Искупитель, чтоб потом смеяться над такими же Христинами, как я.
— О, Зоя! — воскликнул Руслав, — я так люблю тебя, что если бы я знал, чем отличается ваша вера от нашей, то сейчас бы на всё решился, что бы ты ни сказала.
— Хорошо, Руслав, я вижу, что душа твоя жаждет не одной моей любви, да видишь ли, я не настолько учена, чтобы поведать тебе обо всём, что касается нашего закона... Я могу тебя наставить только на путь добра, а об остальном ты лучше побеседуй с отцом моим... Я уже говорила ему о тебе; Извой тоже говорил, и он теперь ждёт нас...
— В таком случае, веди меня к нему скорее, и если он захочет, чтоб я сегодня же стал христианином, я стану им...
— Прежде, чем сделаться христианином, нужно познать Бога Истинного, научиться любить Его, как ты любишь меня, и тогда благодать святая снизойдёт на тебя... Пойдём!..
Молодые люди, взявшись за руки, осторожно двинулись в путь; на опушке леса послышался шорох. Зоя сжала его руку и остановилась.
— Не бойся, — сказал он громко. — Веди меня к отцу, и горе тому, кто станет на моём пути.