Веха
Шрифт:
А вообще-то за подобные вещи можно было загреметь лет на десять. Вот эта его сущность и свела Сашку и Марией, которая полюбила его именно за то, что он мог постоять за себя, и не дать в обиду близких людей.
Снова, как и в прошлый свой приезд в гости к Александру, мы попали в метель, и снова под Беловском. Там мы заехали на стан, поменяли кошёвку на наши сани, и в сплошной серой массе метели, вернулись домой. Но на этот раз мы вернулись радостными и, организовав классный ужин, уселись отмечать своё возвращение под завывание пурги. Перед тем, как сесть за стол, я сбегал к Василю и позвал его с женой к нам отужинать вместе, да пропустить по стаканчику мутной жидкости.
Василий наш за это время передал колхозные дела и принял новые. Он даже выпивать и то отказался, пропустив только с полстакана и всё.
После ужина я с Иваном, как и в прошлый раз залезли на печку и, высунув головы оттуда слушали о чём гутарили отец с Василием. Иногда к ним встревала в разговор и мать.
– Ой, сынок! – сказала она, когда у них произошла заминка, беседуя с отцом. – Боюсь я дюже за тебя! Какие сейчас времена, срубят враз, если что не так. Да и если так, то могут свалить на тебя свои грехи! Ты же знаешь, как это делается! Напишет кто, и всё, разбираться там никто не будет!
– Ма! Ну, что ты такое говоришь? – засмеявшись, произнёс Вася. – Господи! Да если захотят, то и на этой работе могут подставить! Сама знаешь, как за мешок картошки можно десятку схлопотать! Так что все мы зависим от обстоятельств!
– Ты, сынок, не перевирай! – вклинился в разговор отец. – Ведь отлично же понял, о чём мать-то сказала, а то, что вся наша жизнь зависит от обстоятельств, или случая, это и без тебя понятно. Просто раз впрягся в это дело, то будь осторожен, а то твоя красавица жена и не дождётся тебя из мест очень отдалённых! Поверь! Я когда работал на Урале, всякого люда повидал, и не таких большевиков, как ты, полками командовали в гражданку!
Я уже неплохо разбирался в перипетиях революции и гражданской войны. Я вообще очень любил историю, особенно исторические книги, поэтому и разбираться в ней стал скорее по взрослому, чем по детски. Иногда даже вступал в дискуссии с отцом, но тут же получал подзатыльник, на что поначалу обижался, но потом меня это даже стало забавлять. Отец наш был человеком умным, но образование у него было начальное, но именно из-за его головы, его и назначали на всякие посты. Он даже бухгалтера одно время замещал, когда некому было вести учёт. Пётр Емельянович, наш председатель, умел только шашкой махать, то есть командовать, а образование имел тоже начальное, как и отец. Он ненавидел всю эту арифметику, и когда ему приходилось сесть за свой стол, то сначала его шея начинала багроветь, а затем швырял бумаги на пол и исчезал из конторы, после чего приходилось носиться за ним по полям, чтобы он подписал нужные бумаги.
Ванька уже спал, а я продолжал слушать взрослых, притворившись спящим. И, наконец, дождался своего.
Мать, посмотрев на меня, тихо произнесла. – На следующий год вон Павлика надо спроваживать учиться! Он прям рвётся, чтобы стать учителем, как Сашка! Надо было в этом годе его отправить, да работы дюже богато было. Дуська вон застряла непонятно почему, вроде и девка гарная, а всё с нами трётся. Ладно эта мелюзга, но она-то могла бы себе угол найти, или что, так и будя возле нас!
– Да ладно тебе, мать! – улыбнувшись, сказал отец. – Придёт время, и скучать ещё будешь! А с Павликом мы действительно, похоже припозднились! Главное, что башковитый, должен из него толк-то быть!
– Да ладно вам, предки! – засмеялся Василий. – Ну, какой он башковитый? Только и знает, что сказки свои читать!
– Дурак ты, Василь! – услышал я голос отца. – Тебе, видимо, не понять того, что сказки, если их правильно читать, да слушать, могут очень многому научить, но, так как ты их не читал, то понять тебе этого, не дано! Ты хоть знаешь, что сказки, это всего лишь быль, а быль это история нашего Отечества, просто в них добро всегда побеждает зло. В жизни очень часто всё наоборот, поэтому они и называются сказками! Читать надо, дурень, тогда может и поймёшь чего-то! Все поколения воспитывались на сказках, и если их не знаешь, то никогда не сможешь преподавать историю, или стать политиком!
Потом он встал, потянулся, и добавил. – Ладно! Хватит байки травить, я пошёл спать! С дороги-то всё-таки, а завтра, похоже, придётся повоевать со снегом! Хорошо хоть хлопцы уже спят, им-то в основном и придётся лопатами поработать, а мне в колхоз надобно!
Потом скрипнула дверь в комнату, и снова раздался его голос. – Луша! Ты давай не задерживайся, а то трое суток без передыху!
– Ну, ладно! – произнёс Вася, поднимаясь из-за стола. – Пойдём, что ли, домой, жёнушка! Пусть отдыхают, да и мне завтра надо с утра в Супрягино! Я наверное верхом поеду, чего лошадь-то мучать с санями!
Попрощавшись с матерью и Дусей, которая помогала матери, гости ушли, впустив в дом клубы холода и завывания ветра.
– Ничего, дочка, прорвёмся! – сказала мать Дусе, после чего стали убирать со стола посуду.
Тепло и навалившаяся усталость, сделали своё дело, и я провалился в темноту.
Проснулся от того, что мать стала греметь возле печи, двигая чугунки. Пока ещё все спали, она умудрялась наготовить на целый день еды, управиться со скотиной, всех покормить, и ещё успеть на работу в колхоз съездить вместе с отцом. Она работала на ферме бригадиром, а это значит ей надо было отпустить работницам по ферме необходимые корма, принять, а затем сдать молоко, которое потом отвозили в Супрягино на местный молокозавод, где его и сдавали на переработку. Отец, как и раньше, заведовал колхозным станом и конюшней, в которой в эту зиму осталось около тридцати лошадей. Кормов в этом году заготовили с избытком, поэтому голова не болела, чем покормить. Главная задача состояла в том, чтобы кормили, соблюдая норму, а для этого по норме и выдавали с учётом головы. Вместо деда Еремея, конюхом стал тоже дед, и тоже с Беловска. Он и проживал рядом с Еремеем, а звали его дед Матвей, хотя по возрасту он был чуть старше нашего отца. Любил выпить, но дело знал, и лошадей любил, поэтому его и назначил конюхом Пётр Емельянович, но предупредил его, что если застанет пьяным, засечёт плетью самолично. Он был такой, да и пожаловаться в те времена было некому и незачем, засмеют и только.
Дуся тоже стала шевелиться в кровати, на которой когда-то спал Василь. Через пару минут она вылезла из-под тёплого своего укрытия, в виде огромного тулупа и, потягиваясь, уселась за столом. Свет от лампы, подвешенной к потолку на крюк, вбитый в матку, то есть балку, проложенную на потолку через весь дом, растекался по комнате, оставляя углы в полумраке. На печь свет тоже не попадал и не мешал спать.
– Что, не спится, доча? – спросила тихо мать у Дуси. – Поспала бы, дело молодое, это мне, старой дуре, не спится, всё какие-то дела в голове. Иди, поспи ещё, я потом тебя подниму.
– Не, ма! – отозвалась сестра. – Иди-ка ты на мою кровать, приляг, а я тут управлюсь! Тебе ещё на ферму, а я дома буду с остальными домочадцами. Иди!
– А и правда! Умница ты моя! И что я буду делать без тебя, когда нас покинешь? – сказала мать и легла на кровать поверх тулупа, прикрыв одной полой грудь.
– Да всё нормально будя! Не переживай! – слегка засмеявшись произнесла Дуся и, чуть помолчав, добавила. – Павел вон на следующий год уедет, останутся Ваня с Ксюшей, дык и они уже подрастут! Мамка уже не дюже надобна, а Ксюша и помогать станет! Шурка только малая, так Ксюха за ней и присмотрит, а поесть ты и сама сготовишь, как и сейчас, зато ртов поубавится!