Веха
Шрифт:
– Да, что я могу тебе сказать, сынок? – в свою очередь спросил отец у него. – Вы молодые, умные, вот и дерзайте, только голову не потеряй! Сам знаешь, какое сейчас положение в стране, и не заметишь, как в Сибири будешь лес заготавливать!
– Во-во, папа! – воскликнула Александра, поддерживая, таким образом, слова отца. – Я ему тоже самое говорю, а он мне, замолчи дура, ты ни чего не понимаешь!
– Ну, вот чего ты встреваешь в разговор, когда мужики гутарят? Что ты не дура? – закричал на неё Вася, и даже замахнулся рукой, но не ударил.
Александра только улыбнулась, и стала разговаривать с матерью, отвернувшись от него.
– Вообще-то она права, бухгалтер! И ты это отлично знаешь! Что тебе мало того, когда выпулили из Почепа, только из-за того, что её отец был кулаком? Ты думаешь, что там об этом забыли? Да малейший твой промах, и попрут на стройку поднимать индустрию нашей родной страны! Понял? – произнёс он, вставая, и направился к дверям в переднюю, но остановился возле дверей, и бросил через плечо. – Смотри сам, сынок! Переубеждать я тебя не буду! Я знаю, что ты справишься, голова у тебя работает, но только не забывай про людей! От них беды приходят!
25.04.2015 год.
Веха!
Начало пути!
Часть десятая!
В общем тридцать третий год, в смысле урожая получился неплохим, даже по меркам прошлых лет, и люди заулыбались. Вечерами снова послышались песни и гармошка. Молодёжь снова тала водить свои хороводы. Мне уже тоже пошёл шестнадцатый год, и девчата стали посматривать в мою сторону, да и, работая на току, или в поле, ненароком подталкивая, явно заигрывая со мной. Не понятно почему, но меня к девчатам почему-то не тянуло, как, к примеру того же Василия, который пропадал ночами, загуливая с ними до самого рассвета. Я скорее был той же породы, что и Александр, хотел учиться, и на следующий год, так мы договорились с отцом, я тоже уеду в Почеп, чтобы продолжить учёбу.
Затарились мы неплохо, даже с учётом того, что были вынуждены отдать. За лето у нас выросло приличная стая гусей и уток, кроме них, бегали с десяток приличных поросят, из тёлки выросла чудная корова, которая давала не меньше двадцати литров молока в день. Мы на зиму оставили три десятка курей, такого количества мы уже давно не оставляли. Снова появились овцы, у нас их было пять штук. Кроме кобылы, на зиму мы оставили корову, свиноматку, поменяли свинью на молодого хряка, и тоже оставили, чтобы был свой производитель. Поросят мы резали по очереди, не боясь того, что не хватит кормов. Картошка уродила прекрасная, и мы забили ею подполье, а семена зарыли в яму, как обычно. Всего остального было в достатке, поэтому зиму встречали с радостью. Отец тоже повеселел, да, собственно, как и все в округе.
Зима наступила в начале ноября, но мы уже всё спрятали, и были готовы к её приходу. Во второй половине ноября пришло письмо, что Мария Александра родила дочь, и мать тут же засобиралась в дорогу, одурив всем голову. Отец, конечно же, по привычке на неё ругался, но съездил в колхоз на санях, и поменял их на кошёвку. Это такие сани, только побольше с обустроенными стенками из лозовых прутьев, и когда их укрываешь чем-нибудь, то в санях становится уютней, и даже как бы теплее.
Выехали снова все, кроме Шурки, которую забрала к себе Александра. Вася тоже рвался с нами, но его не пустил председатель, да он и дела свои передавал, дав согласие в районе на работу финансовым инспектором. На что батя только махнул рукой и всё.
– Бракоделы! – произнёс отец, и тронул со двора. Отъехав от дома с сотню метров, он добавил. – Надо же один сын, девку сделал, а теперь и другой девку. Безобразие! Ты, Павлик хоть не подкачай, а то обрастём одними бабами, кто же работать будет-то!
– Харитоша, родной! – произнесла мать, кутаясь в тулуп, укрыв ноги. – Ну, что же тебе девочки-то не нравятся? Они же такие куколки!
– Ага! Куколки! А кто же род продолжать будет? Мы с тобой уже вряд ли наделаем, а они одних баб рожают! – недовольно пробурчал отец, на что мы все только засмеялись.
Погода была прекрасной, лёгкий морозец, в районе пяти градусов, слегка скользил по нашим щекам, и от тепла полушубков, а также мягкого и тёплого сена, тянуло в сон. Перед отъездом мы плотно покушали и, не успев проехать Беловск, как все уснули под убаюкивающую, до предела нудную песню, которую завёл отец. Степь да степь кругом, путь далёк лежит! И это было бесконечно.
Я проснулся тогда, когда впереди показались дома Почепа. Иван с Ксеньей ещё спали, а Дуся о чём-то разговаривала с мамой. Мне было тепло, и в тоже время свежо от морозца. Не было сил, да и желания шевелиться, но очень уж хотелось по нужде, и я был вынужден попросить отца остановиться.
– Пап! – сказал я, вылезая из своего укрытия, разбудив попутно и всех остальных. – Останови, а то нет сил, терпеть! Писать хочется!
– Ну, вот! Начинается! – произнёс он и, сказав – трруу – остановил кобылу.
Сказал я, а полезли из саней все, включая и его самого.
– Ну, вот! – подумал я, обиженно. – Сами все захотели, а я виновным остался!
Батя, как прочитал мои мысли, посмотрев на меня и, справив нужду, подошёл ко мне и хлопнул по спине.
– Молодчина, сынку! А то терпели бы до дома, а до него ещё с полчаса нам ползти! – произнёс он и, улыбнувшись, обнял меня за плечи, и повёл к саням. Пока мы занимались своими делами, наша кобыла тоже подзаправилась овсом.
Где-то минут через сорок мы уже были у Александра. Они очень обрадовались нашему визиту и, пока все обнимались, целовались и болтали обо всём подряд, я, с Иваном перенёс в дом все гостинцы. Для этого нам надо было сходить туда и обратно, раз по пять.
Снова мы у них пробыли два дня, после чего поблагодарили хозяев, у которых квартировали Александр и Марусей, за их гостеприимство, и рано утром, едва рассвело, тронулись обратный путь.
Пока гостили у них, я сходил с Сашкой в школу, где он работал директором, посмотрел всё. Мне очень понравилось, и я договорился с ним, что на следующий год приеду учиться, чтобы получить среднее образование, для поступления в институт.
Вообще у него было чему поучиться. Саня наш был человеком целеустремлённым, не терпящим несправедливость, да и вообще отстаивал свою точку зрения, не взирая ни на что. Когда к нему приехали с проверкой из области, и увидели в его кабинете, рядом с портретом Сталина, портрет Лермонтова в форме царского офицера, то завели даже дело. Но он не струсил и доказал всем, что это не просто царский офицер, который в те времена защищал наше Отечество, но он ещё и величайший поэт всех времён. И то, что эти два портрета рядом, наоборот говорит о силе нашего вождя. После этих слов никто не захотел оспаривать его слова, боясь последствий. Он ведь похвалил нашего вождя!