Завязь ночью воробьинойРаспустилась вполовинуСердце — бархатный рубинМеж чешуйчатых пластин.Золотых тычин кольчугаВдоль намеченного крута —Всё ровнее тесный рядЗолотозеленых гряд.И из алого жерлаРазрастаются крыла,Лепестки под золотоюМотыльковою пыльцою.Эльфа крохотной рукойСвернут свиток их тугой.День еще один пройдет —Развернется переплет.Киноварные, сквозные,Гладки языки резные,Каждый узкий язычокПьет лучей незримых токВ жажде воздуха и света —Август свят и свято лето.Ряд тычинок позлащенныйСомкнут вязью опыленнойВ сердце каждого цветкаНаподобие венка.Так приди, благословенныйМиг, что дарит форме тленной,В бренной красоте ее,Истинное бытие!Пусть растает, пусть увянет —Непреложным словом станетВ заклинаниях Творца,В книге вечного Отца.Вне имен и форм на времяВ толще тьмы уснуло семя.
Родительский сад
Вот площадь у колодца. За стволамиКаштанов — золотистый мох ворот.В сентябрьском свете портулака пламяНа старой клумбе отгорит вот-вот.У этой клумбы я сидел когда-тоРебенком одиноким и свой страхПочти что забывал в часы заката,Когда,
щелчками спелые взрываяСтручки, следил, как на моих глазахЗрачок плода бледнел, пересыхая.
Старый источник
Свет потуши и спи. Не умолкая,Поет источник старый под окном,Но ты к нему привыкнешь, засыпая,Как все, кто прежде посещал мой дом.Но, может статься, в час, когда дремотаТебя уже накроет с головой,Вдруг галька хрустнет под окном и кто-тоНечаянно нарушит твой покой,И пенье смолкнет вод, — тогда без страхаВнемли: ведь полнозвезден небосвод,И только путник, горсть омыв от праха,Воды черпнет — и снова в путь пойдет.И снова в чаше мраморной заплещет,Ты не один — так радуйся судьбе!..Путей немало в звездном свете блещет,Но есть и тот, что приведет к тебе.
Stella mystica
Проснись, мой друг, и выслушай мой сон.Стояли мы перед необозримойОтвесною грядою древних гор,Зияющим ущельем рассеченной,И шла во тьму расселины тропа.Ночь быстро пала — лишь вершины тлели,Как уголья; и открывалась пропастьПоодаль от тропы, полна утесов.Так смерклось.И страх нам холодом в лицо повеял.Но надо лбом моим взошла, как будтоСо мной в едином образе слита,Сияющая белоснежным светомЗвезда — и мы ободрились. Я знал,Что предстоит нам, и сказал, тебяВзяв за руку: «Ты знаешь, что грядет —Прошу тебя: покуда не прошли мыВесь этот путь, нам данный в испытанье,Не прикасайся к ясному светилу,Что надо мной горит!Я родиною бесконечно милойОбоим нам, невиданной, но внятнойТебе и мне от ночи первой встречи,Тоской, нам общей, ныне заклинаюТебя — не предавай ее! За этойВершиною, где тает свет, как снег,Уснула родина…Представь, сестра:Всё сбудется обетованным утром,Когда в пасхальной дымке предрассветнойПроступят очертания долины,Ради которой были в радость мукиИ где нас с ликованьем встретят братья —Все чистые душою пилигримы.Из строгих уст польется песнь привета,Преображая нас. И мы, ослепнувДля пестроты обманной, вмиг прозреемДля истинного древнего сиянья.И, где тоска нам пела, мы услышимГлас в вечности раскрывшегося мира!И в нас зайдет чудесная звезда,Нас истинным соединяя браком,Расплавясь в нас и нас переплавляяДля творчества и вечного блаженства…»— И мы продолжили наш путь. ВокругЛежал густой и неподвижный сумрак,Но благосклонный свет лила звезда,Благоухая. Тьма в нем растворялась.Подвижные вокруг рождались блики,И колыхались горных мотыльков,На свет из темных трещин налетевших,Рои в благоуханном ореоле,Как пламя, отражаясь в мокрых скалах.Я не боялся. Шел наш путь всё круче;Из темноты вдруг выросло скопленьеРазбухших серебристо-бурых губок,И, под ногами лопаясь с шипеньем,Они взвивались желтыми клубамиОтравных спор — в ночной прозрачный воздух,И я остановился, различаяЖизнь призрачную в смутной этой дымке:Из сумерек на свет моей звездыТянулась череда фигур согбенных,У каждой зеркало в руках: все старцы,В глубокое погружены раздумье.И всё же стоило из них любомуМеня увидеть — как менялся онПугающе: такая боль сквозилаВ глазах застывших… И, о ужас! — тут жеЗаметил я, что я и сам меняюсь,Что старюсь я — и понял, содрогнувшись,Что собственный мой дух из стольких глаз,Остекленевших от страданья, смотритНа самого себя и цепенеетОт взгляда этого. И проклял яСвет нестерпимый ясного светила —Как вдруг волною дымного огняМеня накрыло; заметался я —И пробудился, и в постели селСо стоном. В блеклом свете ночникаТы бледною казалась; и, коснувшисьВолос твоих — от сна, как от росы,Разметанных, — я сам себе сказал,Спокойно, как недужному ребенку:«Кровь глупая, зачем зовешь ее,Зачем о ней ты и во сне тоскуешь?Усни скорее, кровь моя, усни…»И снова погрузился я в дремоту.И снова мы вдоль пропасти брели,И вновь звезда плыла над головой.Еще чуть слышно веяло отравой,Как черные два дерева возниклиИз темноты — одно из них, казалось,Росло со дна теснины, а другоеЦеплялось за скалу, — а кроны их,От бурь пожухшие, соединялаЗмея — как ужасающая арка.Был бирюзов, как мох на зимних ветках,Живот ее, а бурая спинаПестрела белым крапом. Вот в тревожномДвиженье непрестанном головаИз ярко-желтых листьев показаласьНавстречу нам — изящная головка:Два киноварных голубиных окаИ золотая на челе корона.И я застыл от ужаса: из узкойЗмеиной глотки гневное шипеньеНеслось — к светилу нашему всё ближе…Хотел тебя я успокоить словомЛюбви, но голос дрогнул… Не успелиСклониться мы — печатью лег на лобУкус священный, — и перешагнулиМы через арку, выпрямившись гордо…Неуязвимы… Благодарный взглядЯ обратил к незаходящей нашейЗвезде — и се: над ней в сиянии плылаТа царская корона, что недавноВенчала голову змеи. В восторгеЯ указал наверх — но, не заметив,Что обернулся я, равно чуждаИ страху и блаженству, неотрывноТы на звезду венчанную смотрела…Меж тем редел над нами горный сумрак,Рассвет голубоватыми волнамиРазлился — но свирепствовал мороз.По-прежнему брели мы вдоль высокойСтены утесов, доверху одетойТеперь в зеленовато-серебристый,Прозрачный лед — такой зеркально-гладкий,Что на излучине тропинки мыСебя увидели — себе навстречуМы шли, как духи, в высоте, — и тутСвершилось: цепенея, я увиделВ зеленом зеркале, как за спинойРука мерцающая подняласьИ потянулась к моему затылку…Я обернулся — ты в руках сжималаКорону и звезду, и на меняГлядела с торжествующей усмешкой…В тот самый мигУвидел я сквозь трещину в сплошнойГромаде глетчеров: на светлом небеГряда воспламенилась облаков,Истаяла багряным дымом, и —Дрожащей каплей блеска вышло солнце.И я еще успел увидеть: тусклымСеребряным горящую огнемДубраву — родины моей дубраву, —От зрелища перехватило горло, —И я очнулся — я в твоих объятьях —Друг мой, — впусти же свет!
Звезда над просекой
Ствол лесорубы валят за стволом.Так осенью заметней гнезда птичьи —Нам негде спрятаться: своим трудомМы дали лесу новое обличье…Но вот затих зловещий тонкий звон —Священный глас усердия и тягот,Конец работе — день наш завершен,И мы считаем кольца, те, что за годНаращивает ствол — пьяны смолой;А серебро сосновой терпкой кроныРазметанное — хрупко под ногой;И словом, с неба тайно обращеннымВечерняя звезда взывает к нам —Невидимая прежде за ветвями…Вернемся же к покинутым домам,Как говорит прозрачный свет над нами.
Дни мая душу веселят;Дрозды поют издалека;Покинув благодатный сад,Я помню ту, что далека.Не разорвать тоски тенет;И птичий хор, и вишен цветПостыли, словно снег — зимой.Я, верно, Господом заклятЛюбовью к той, что далека.Несчастья множатся стократВ тоске о той, что далека.Паломником объеду свет,Чтоб взорами ее согретБыл серый плащ и посох мой.Просить приюта я бы радУ той, что ныне далека.Позволит — не покину градВозлюбленной, что далека.Близ той, кому принес обет,В словах возвышенных беседЯ мир обрел бы и покой.Скорбя и сетуя, назадВернусь от той, что далека…Увижусь с нею иль навряд?Страна любимой — далека;Троп много — да неясен след;Грядущее хранит секрет;Всё — в воле Господа благой.Мне не узнать любви услад,Когда не с той, что далека.Прекраснее не видел взгляд —Ни рядом, ни издалека.Во имя той, что жизнь и свет,Смирюсь на сколь угодно летИ с сарацинскою тюрьмой.Господь мой, всемогущ и свят,Создавший ту, что далека, —Дай сил, не убоясь преград,Увидеть ту, что далека.В ней встретив ласковый привет,Дворцом царей сочтет поэтСмиренный сад и кров простой.Я стражду, я огнем объятВ мечтах о той, что далека.Манящий свет иных наградПомерк пред той, что далека.Но страсти утоленья нет:Любя, не знать любви в ответ —Таков злосчастный жребий мой.Мне в страсти утоленья нет;Любя, не знать любви в ответ —Будь проклят приговор такой!
Смеркалось. Гордый дуб покачивал ветвями(Дуб или, может быть, одна из старых лип).Я, с кресла встав, в траву уселся рядом с вамиПод растревоженной качалки легкий скрип.Вы, белокуры, как блондинки из журнала,Качались взад-вперед, что лодка средь зыбей.Синица средь листвы беспечно щебетала(Синица — а не то обычный воробей).Вдали играл оркестр напевное анданте(А может быть, и не анданте, а шансон)И ветка — как смычок в руках у музыканта,Во тьме незримых струн едва касалась в тон.Искрились звезды, мир красой обезоружа,Червонный блик играл на зеркале пруда(Пруда, что, верно, был не более чем лужа),И синевой теней окрасилась вода.Во мне мечта крыла несмело расправляла(И кто б дерзнул назвать желанием — мечту?).Взлетали кружева — подобно опахалу;Я их украдкою касался на лету.На шляпке трепетал шелк щегольского банта;Ажурный воротник подрагивал слегка,Отделан блондами — конечно, из Брабанта(Ну, не гипюром же с фабричного станка!).Откуда ни возьмись — как клякса на тетради! —Вам прямо на подол жук приземлился вдруг,И в страхе (или страх возник предлога ради?)Вы бросились ко мне. О, добрый старый жук!Звучали в полутьме лукавые авансы;В глубинах томных глаз, желанием объят,Я душу прозревал и все ее нюансы(Ту душу, что была не более чем взгляд).
Ты хочешь настрадаться всласть,В глазах друзей навеки пасть,Изведать всякую напастьИ на торгиИ верность выставить, и страсть?Войди в долги.Ты к унижению влеком?Порвешь со всеми, с кем знаком?Рад убедиться, что крутомОдни враги?Готов презреть семью и дом?Войди в долги.Тебе порядочность смешна?Твоим обетам — грош цена?Ты чаешь обойти сполнаМытарств крути?Не знать ни отдыха, ни сна?Войди в долги.Ты жаждешь угодить под кнут?Изведать ближних строгий суд?Ждешь, что тебя подлец и плут,Чье кредо: «Лги!»,К рукам однажды приберут?Войди в долги.Ты честь как должно не блюдешь?Тебе милее фальшь и ложь?Направить к бездне невтерпежСвои шаги?Ты свой покой не ставишь в грош?Войди в долги.Ты низок, гнусен и бесстыж?Ты именем не дорожишь?Способен пресмыкаться лишь?В глазах слугиИ то уронишь свой престиж?Войди в долги.Но если честь — твой духовник,Ты сторонишься прощелыг,А нормы, к коим ты привык,Весьма строги, —Не дай завесть себя в тупик.Долгов — беги!
Под щеку руку подложив, онаЗабылась сном: в плену у сладких грез,Душа — разнежена и смятена,На трепетных устах — немой вопрос.Она не видела, как дрогнул сводИ как до срока наступила ночь,Земля влила ей в губы сладкий мед,Любовь, лишь поманив, порхнула прочь.Мгновение — и хлынул страшный шквал,Метались толпы, рокот рос вдали,Померкли небеса: так мир узнал,Что гордый город стерт с лица земли.Жизнь канула во мрак; слепая мглаВсех поглотила — сколько ни зови.Она ж — как ее имя, где жила? —Поныне дремлет, грезя о любви.Ад сгинул, скорбный мир обрел покой;Град канул в Лету; тек за веком век;Вершил судьбу империй род людской.И вот пришел к руинам человек,И обнажились оттиски веков,Явив нескромным взглядам красотуСкульптурных форм; пал тления покровС любви, согревшей каждую черту.Забывшись сном, ничком лежит она,Туника облегает стройный стан;Над той, что страстью одушевлена,Не властны ни века, ни ураган.Читает сердце летописи днейВ прообразе, что смертью пощажен;Бесплодный мир забвенья и тенейОна дарит красой былых времен.И если грянет пробужденья день,Как чает смертный, что надеждой жив,Расступится унылой смерти сеньДля той, что дремлет, губы приоткрыв;Она пробудится, чуть кликнет Бог, —Так будит зорьку пение дрозда, —Вся вспыхнет — и зардеется востокПод жарким поцелуем сквозь года.