Великий карбункул
Шрифт:
этой золотой сказке, то трудно объяснить, почему он позволял отчему крову
существовать так долго, хотя еще ни разу не было случая, когда бы сокровище
его предка не нашло для себя сколько угодно свободного места в его сундуке.
Но вот наступил критический момент. Отложи он поиски еще немного - и дом
уйдет из рук прямого наследника, а с ним вместе и огромная груда золота, которая останется лежать там, где ее погребли, пока не разрушатся древние
стены и не откроют
– Да, - воскликнул снова Питер Голдтуэйт, - завтра же я примусь за
дело!
Чем глубже вдумывался Питер в свою затею, тем более росла его
уверенность в успехе. По природе он был столь жизнерадостен, что даже
теперь, в ненастную осень своей жизни, он смог бы потягаться в веселости с
другими людьми, переживающими свою весну. Воодушевленный блестящими планами
на будущее, он начал, как бес, прыгать по кухне, выделывая причудливые
антраша тощими конечностями и строя диковинные гримасы на изможденном лице.
Мало того, в избытке чувств он схватил Тэбиту за обе руки и принялся кружить
старуху по комнате, пока неуклюжие движения ее ревматических ног не
заставили его разразиться хохотом, отдававшимся эхом во всех комнатах, словно в каждой из них смеялся Питер Голдтуэйт. Наконец он подпрыгнул, почти
скрывшись из глаз в дыму, застилавшем потолок кухни, и, благополучно
опустившись вновь на пол, попытался принять свой обычный серьезный вид.
– Завтра на рассвете, - повторил он, взяв лампу, чтобы отправиться ко
сну, - я проверю, не спрятано ли это сокровище где-нибудь в стене чердака.
– А так как у нас кончились дрова, мистер Питер, - сказала Тэбита, пыхтя и отдуваясь после недавних гимнастических упражнений, - вы будете
разбирать дом, а я пущу на топливо его обломки.
И великолепные же сны снились этой ночью Питеру Голдтуэйту! То он
поворачивал увесистый ключ в железной двери, похожей на дверь склепа, за
которой открывался подвал, засыпанный, как амбар золотым зерном, множеством
золотых монет. Кроме того, там были кубки с чеканными узорами, миски, подносы, блюда и крышки, которыми накрывают кушанья, из золота или
позолоченного серебра, а также цепочки и другие драгоценности несметной
цены, хотя и потускневшие от сырости в подвале, ибо все богатства, безвозвратно потерянные для людей, будь они спрятаны в земле или погребены
на дне океана, Питер Голдтуэйт нашел в одной этой сокровищнице. То он
возвращался в старый дом таким же бедным, как и прежде, и его встречал у
двери худой седовласый человек, которого он мог бы принять за самого себя, если бы его одежда не была гораздо более старинного покроя. А дом, не
утратив своего прежнего
Полы, стены и потолки были из полированного серебра; двери, оконные рамы, карнизы, балюстрады и ступени лестниц - из чистого золота; серебряными были
стулья с золотыми сиденьями, золотыми - высокие комоды на серебряных ножках
и серебряными - кровати с одеялами из золотой парчи и простынями - из
серебряной. Дом, очевидно, претерпел это превращение в результате единого
прикосновения, ибо он сохранил все приметы, памятные Питеру, только они были
теперь на золоте или серебре, а не на дереве, и его инициалы, которые он
мальчиком вырезал на дверном косяке, виднелись столь же глубоко на столбе из
золота. Питер Голдтуэйт был бы счастливым человеком, если бы не своего рода
обман зрения, из-за которого всякий раз, когда он оглядывался назад, дом
утрачивал свое сверкающее великолепие и возвращался к унылой мрачности
вчерашнего дня.
Рано утром Питер был уже на ногах, схватил топор, молоток и пилу, которые он положил у кровати, и поспешил на чердак. Чердак был еще скудно
освещен холодными солнечными лучами, которые начинали пробиваться сквозь
почти непроницаемое стекло слухового окна. Моралист мог бы здесь найти
богатый материал для высоких и - увы!
– бесполезных размышлений. Что такое
чердак? Обычно это склад минувших мод, всяких устаревших мелочей и
побрякушек, которые нравились один какой-то день, - всего того, что имело
цену в глазах одного только поколения и перешло на чердак, когда это
поколение сошло в могилу, не для сохранения, а только чтобы не путалось под
ногами. Питер увидел груду пожелтевших и покрытых плесенью конторских книг в
пергаментных переплетах, куда давно умершие и погребенные кредиторы
чернилами заносили имена умерших и погребенных должников, причем чернила эти
успели так выцвести, что легче было бы разобрать надписи на их поросших мхом
надгробных плитах. Он нашел там старые, изъеденные молью платья, которые он
мог бы надеть, если бы они не превратились в тряпье и лохмотья. Здесь лежала
обнаженная ржавая шпага, но не офицерская, а короткая французская рапира из
тех, что носят джентльмены, никогда не покидавшая своих ножен, пока не
потеряла их. Здесь были трости двадцати различных видов, но без золотых
набалдашников, и пряжки для туфель разнообразных фасонов и из разных
материалов, но не из серебра и без драгоценных камней. Здесь был большой
ящик, доверху набитый башмаками на высоких каблуках и с острыми носами.