Великий карбункул

Готорн Натаниель

То, что Питер ломал, Тэбита сжигала, ибо она мудро рассудила, что, не

имея дома, они не будут нуждаться в топливе, чтобы обогревать его, а потому

экономить было бы глупо. Таким образом, можно сказать, весь дом обратился в

дым и клубами вылетел на воздух сквозь большую черную трубу кухонного очага.

Это могло служить прекрасной параллелью ловкости того человека, который

умудрился залезть самому себе в глотку.

В ночь между последним зимним и первым весенним днем были обысканы

все

щели и трещины в доме, за исключением кухни. Этот роковой вечер был

отвратительным. За несколько часов перед тем поднялась метель, снежную пыль

уносил и крутил в воздухе настоящий ураган, налетавший на дом с такой силой, словно сам сатана хотел подвести последнюю черту под трудами Питера. Так как

каркас дома был очень ослаблен, а внутренние опоры убраны, не было ничего

удивительного, если бы при более сильном напоре ветра прогнившие стены

здания и его остроконечная крыша рухнули бы на голову его владельца. Он, однако, не думал об опасности и был столь же буен и неистов, как сама ночь

или как пламя, трепетавшее в камине при каждом порыве бурного ветра.

– Вина, Тэбита!
– вскричал он.
– Старого, доброго, дедовского вина!

Выпьем его сейчас.

Тэбита поднялась со своей почерневшей от дыма скамьи в углу у очага и

поставила бутылку перед Питером, рядом со старой медной лампой, которая

также была его трофеем. Питер держал бутылку перед глазами и, глядя сквозь

жидкость, видел кухню, озаренную золотым сиянием, которое окутывало также

Тэбиту, золотило ее седые волосы и превращало ее бедное платье в

великолепную королевскую мантию. Это напомнило ему о его золотой мечте.

– Мистер Питер, - спросила Тэбита, - а разве вино можно выпить прежде, чем будут найдены деньги?

– Деньги найдены!
– воскликнул Питер даже с каким-то ожесточением.
–

Сундук все равно что у меня в руках. Я не засну до тех пор, пока не поверну

этот ключ в его ржавом замке. Но прежде всего давай выпьем.

Так как в доме не было штопора, то он стукнул по бутылке заржавленным

ключом старого Питера Голдтуэйта и одним ударом отбил запечатанное горлышко.

Затем он наполнил две маленькие фарфоровые чашки, которые Тэбита принесла из

шкафа. Старое вино было таким прозрачным и сверкающим, что оно светилось в

чашках, и веточки алых цветов на дне их виднелись еще яснее, чем если бы в

них не было никакого вина. Его пряный и нежный аромат разносился по кухне.

– Пей, Тэбита!
– воскликнул Питер.
– Да благословит господь честного

старика, который оставил для нас с тобой этот прекрасный напиток! Итак, помянем Питера Голдтуэйта!

– В самом деле, есть за что помянуть его добрым словом, - сказала

Тэбита, выпивая вино.

Сколько

лет хранила эта бутылка свое шипучее веселье, сквозь какие

превратности судьбы пришлось ей пройти, чтобы в конце концов ее осушили двое

таких собутыльников! Судьба сберегла для них долю счастья прошлых лет и

теперь выпустила ее на свободу толпой радостных видений, чтобы они могли

повеселиться среди бури и опустошения этого часа. Пока они кончают бутылку, давайте переведем наш взгляд в другую сторону.

Случилось так, что в эту бурную ночь мистеру Джону Брауну было как-то

не по себе в его кресле с пружинным сиденьем у камина, где пылал каменный

уголь, согревавший его красивый кабинет. Он был по природе неплохим

человеком, добрым и сострадательным в тех случаях, когда несчастьям других

людей удавалось проникнуть в его сердце сквозь подбитый ватой жилет его

собственного благополучия. В этот вечер он много думал о своем старом

компаньоне, Питере Голдтуэйте, его странных причудах и постоянных неудачах, о том, каким бедным выглядело его жилище в последний раз, когда мистер Браун

посетил его, и какое безумное и измученное выражение лица было у Питера, когда Браун разговаривал с ним с улицы.

“Бедняга!
– думал мистер Джон Браун.
– Бедный, свихнувшийся Питер

Голдтуэйт! Ради нашего старого знакомства я бы должен был позаботиться о

том, чтобы обеспечить его всем необходимым в эту суровую зиму”.

Это чувство овладело им с такой силой, что, несмотря на холодную

погоду, он решил тотчас же навестить Питера Голдтуэйта.

Сила этого порыва была действительно необычайна. Каждый вопль бури

казался зовом или мог бы показаться зовом мистеру Брауну, если бы тот привык

различать в завываниях ветра отзвуки своей собственной фантазии. Сам дивясь

своей энергии, он завернулся в накидку, закутал шею и уши шерстяными шарфами

и платками и, защищенный таким образом, бросил вызов непогоде. Однако

воздушные стихии чуть было не одержали победы в этой битве. В тот момент, когда мистер Браун, сражаясь с бурей, огибал угол дома Питера Голдтуэйта, ураган сбил его с ног, бросил лицом вниз в сугроб и стал заносить снегом его

внушительные формы. Казалось, было мало надежд, на то, что он сможет оттуда

выбраться раньше, чем наступит следующая оттепель. В ту же минуту с головы

его сорвало шляпу и унесло вверх, в такую даль, откуда до сих пор не

поступало еще никаких известий.

Тем не менее мистер Браун умудрился прорыть в сугробе проход и, пряча

от ветра свою непокрытую голову, с трудом пробрался вперед, к дверям Питера.

По всему этому нелепому зданию раздавались такой скрип, стоны и треск, все