Великое Нигде-1: Побег из Шуршенка
Шрифт:
Совсем запутавшись, Гербес тряхнул головой, выбрасывая из неё червивую галиматью, как выливают из кастрюли прокисший суп. Всю эту пудру необходимо изгонять из головы как можно скорее, пока она к мозгам не прилипла и не засрала их. Ему никогда не удавались бестолковые рефлексии, которые нельзя применить на практике. Он был человеком действия. Важно только “здесь и сейчас”. Это Брокк часами в таком состоянии обожает пребывать. А спросишь его, о чём он думал всё это время, так ответит же: ни о чём. Может, он, и правда, немного того, немного аутист? И кому тогда думать о хлебе насущном, как не ему, Гербесу? Одними рефлексиями
– Оружие, броники, шлемы, – наставлял Жим-Жим. – Мелочугу типа наколенников не берите. Дешёвка, и возиться не стоит. В багажный отсек укладывайте компактнее. Должно всё влезть. Только давайте сначала вернём Тюбику более привычное положение. Весит он каких-то три с половиной тонны. Справимся! Нам надо всего лишь его опрокинуть. Это легче, чем кажется. Он на склоне, сам скатится.
Жим-Жим оказался прав. Хотя ноги утопали в свежей насыпи, но, поднатужившись, они толкнули агрегат. Тюбик, прокатившись по склону, встал аккурат на днище. Без везения не обошлось. Гербес с Броккеном отправились мародёрствовать, оставив Жим-Жима откапывать насосник с винтом. Жим-Жим для этого покинул скафандр и забурился в землю. Гум сходил с братьями и показал, как разряжаются ружья.
– Этот Гум ещё тот простофиля, – сказал Гербес, дождавшись ухода Гумбалдуна. – Стрелок он отличный, а в башке батон. Видать, все мозги отдачей отбил. Знаешь, сколько ему останется, если от всей выручки отнять нам 30 процентов и половину червяку?
– 20 процентов.
– Червяк сказал, что раньше за всё это можно было выручить косарей 160. Сейчас наверняка ещё больше. Пускай 200 штук. Это получается, нам минимум шестьдесят штук перепадает только за то, что мы загрузим багажный отсек. Неплохая почасовая оплата, а? А себе этот плешивый идиотик оставил сорокет, ты прикинь? Хотя именно он всё и провернул. Сорокет на покойника. Хе-хе.
– Так объясни ему, что он немного погорячился, – предложил Броккен. – Зачем лишнее-то брать? Отношения, Герб, сам знаешь, дороже любых денег.
Они умолкли, так как, взяв по три ружья в охапку, как хворост, подошли к Тюбику, возле которого копошились Жим-Жим, уже запрыгнувший в скафандр, и Гумбалдун. Открыли багажный отсек, расположенный в пузатом боку корабля под кабиной пилота, и аккуратно сложили в него разряженные винтовки.
– Есть! – воскликнул Гумбалдун, умудрившийся перепачкать в земле ещё и свою зелёную физиономию, будто рылся именно ею, как трюфельная свинья. – Я оголил твой насосник!
– Отлично. А я вижу винт, – сказал Жим-Жим, с сожалением посмотрев на измызганные перчатки скафандра.
Брокк и Герб вернулись к мертвецам.
– Его дружок ободрал нас как липку, – продолжил отстаивать свою правоту Гербес. – Сначала вообще с каждого по десятке поиметь вздумал. Ещё пять сотен торчит, да что-то возвращать не спешит. Да и какие там отношения. В Новаскоме сто мильонов населения. Сделал шаг и затерялся в толпе. Ищи-свищи. Не будь наивным, Брокк. Они всего лишь временные попутчики. Доберёмся до Новаскома
– Смотри сам, – сказал Броккен, не очень-то довольный таким подходом брата.
Мародёрство оказалось утомительным занятием. Броккен даже вспотел на степном солнышке и проникся некоторым уважением к профессиональным мародёрам, если таковые существовали в природе войн. Да хотя бы броник стянуть, было необходимо держать покойника за ноги, протянуть его руки параллельно телу выше головы и стаскивать бронежилет весом килограмм восемь, который совсем не хочет покидать мёртвого и от этого отяжелевшего хозяина. Братьям не хватало сноровки. Подобным образом поднимают руки над головой ныряльщики, прыгая в воду с порядочной высоты. Правда, обычно перед прыжком в воду они не лежат спиной на земле, а принимают более удобную позицию.
Раньше заниматься мародёрством братьям как-то не доводилось, но никакой брезгливости или стыда Броккен не испытывал. Трупы свежие, не гниль какая, протухшая и вонючая. Однажды Броккен видел, как женщину сбил скоростной поезд. Уже через час смердело от неё невыносимо. На сто метров не подойти. Разорвало живот. А здесь культурные огнестрельные ранения, аккуратные дырочки с почти ровными краями. Даже мозги ни у кого не вытекли, только кровь. Да и в Ракком-сити они насмотрелись на трупаков. И на мёртвых, и на живых. Правда, там не до мародёрства было. Не до жиру, быть бы живу. Едва ноги унесли из города.
И стыдиться нечего. Мертвецам вещи ни к чему. А за такие вещи можно хорошие деньги выручить. По справедливости объяснить бы Гумбалдуну, что он круто себя обделил, но Броккену, в принципе, тоже всё равно. Может, Гербес и прав насчёт зеленокожего старика. Надо лучше считать. Как считаешь, так и получаешь. А может, и самому Гумбалдуну плевать, сколько ему денег достанется. Может, он обладатель широкой души и выше всего материального. Может, он самый кайф именно от процесса получает. Такие и придумали поговорку: главное не победа, главное - участие. Все разные. Было бы ему важно, давно бы деньги считать научился.
Пока грабили мёртвых, Броккен думал о том, что с ними произошло. Ведь если бы не случайность с нападением ГМО на пришельцев, они бы по-прежнему прохлаждались в Шуршенке. Получается, Броккен снова плывёт по течению, только угодил в стремнину.
Вместе с тем Броккен задал себе вопрос, а какая разница? Надо думать о том, что здесь и сейчас. А что здесь и сейчас? Всё идёт своим чередом. Вот Гербес, поди, думает о будущем, анализирует. В общем, продумывает шаги наперёд. И правильно делает. Так куда практичнее.
Броккен постарался думать о будущем, но это было ему неинтересно. Он даже не знал, о чём конкретно надо думать. Мысль ни за что не желала цепляться. Ну приедут, ну где-то поселятся. На работу устроятся. Землица-то в Новаскоме несъедобная. Собственно, думать не о чем. Может поэтому у Гербеса получалось ладить с людьми, что он заранее продумывал варианты диалогов, поведения? И с деньгами оттого получалось. А он, Броккен, привык жить сегодняшним днём и думать бог весть о чём. Вот спроси его сейчас кто, о чём он думает? Он только плечами пожмёт. Какой-то автоматический поток сознания.