"Вельяминовы" Книги 1-7. Компиляция
Шрифт:
– Блокнот возьмите, - сухо приказал Волк, - устройтесь на скамейке, на Тверском бульваре, у памятника Пушкину, рядом с полицейским управлением. Красивая девушка пишет стихи. Никто ничего не заподозрит, - Кассандра часто дышала, глядя на Волка, однако он говорил с ней резко. Девушка постучала в его комнату, после обеда, и выпалила:
– Товарищ Волк! Он здесь, Воронцов-Вельяминов! Я сама его видела!
Макс, лениво поинтересовался: «Надеюсь, у вас хватило ума не попасться ему на глаза?». Девушка покраснела, он хмыкнул:
– Вы тоже, голубушка, отправляйтесь в село Коломенское.
Кассандра, было, открыла рот, но Волк прервал ее:
– Подчиняйтесь приказу руководителя операции, товарищ. Ни слова Технику о том, что его отец приехал в Москву, понятно?
– она кивнула, легко покраснев.
Вечером Штолле пригнал к гостинице лихача. Открытое ландо было запряжено тройкой вороных лошадей. Расчесанные, надушенные гривы жеребцов, украшали разноцветные ленты. Волк улыбнулся:
– Стоит напоить этого немца. Донбасс нам очень интересен. Надо отправить товарищей на диверсию. Того же Халтурина, - в коляске красовалось серебряное ведро с бутылками моэта. Промышленник плюхнулся на сиденье, угостил Макса сигарой, и велел: «К «Яру», с ветерком!». Кони рванулись с места. Марта попивала чай. Она проводила глазами неприметный, темный, закрытый экипаж. Карета последовала за ландо, где сидел Макс.
– Очень интересно, - сказала женщина себе под нос, - наверняка, это вчерашние люди, с Хитровки. Марта рассчиталась. Поднявшись, она посмотрела на гостиницу Дюпре. У входа стояло два швейцара в ливреях, крутилась стеклянная дверь. Марта решила:
– Не стоит рисковать. Сейчас его номер никак не проверить.
Она вышла к Тверской улице и села на городской дилижанс до Петровского парка.
Коля вдохнул знакомый запах ладана и свечного воска. Голова, казалось, горела огнем. Он, едва слышно, застонал, и нахмурился: «Где я?». Коля полежал, не двигаясь, пытаясь вспомнить, что с ним случилось.
– Меня ударили по затылку, - он увидел перед собой зеленые глаза, - на Хитровке. Что я делал на Хитровке? Я в Москве, это я знаю..., - Коля похолодел, поняв, что больше ничего на ум ему не приходит.
– Николай, - повторил он, - меня зовут Николай. А фамилия, отчество..., - он почувствовал слезы на глазах:
– Господи, - попросил Коля, - помоги мне. Что со мной?
– он попытался приподняться и закашлялся. Подвал был темным, трепетали огоньки свечей, Коля увидел тусклый блеск медных окладов. «Иконы, - обрадовался он, - иконы я помню». Все тело ныло. Юноша поднял руку и нащупал крестик на шее. Он лежал на широкой лавке, куда был брошен простой тюфяк. Коля, неловко, перекрестился и облизал губы. Очень хотелось пить. Он приложил ладонь ко лбу и отдернул руку. У него был сильный жар.
– Я болел, - Коля напрягся, - ребенком, я помню. Значит, у меня была семья, мать, отец..., - он, внезапно, всхлипнул:
– Я не знаю, как их зовут. Или я сирота..., - он огляделся, дверь скрипнула. Коля услышал старческий голос: «Тише, тише, голубчик».
Низенький старик, с неухоженной, седой бородой, в черной мантии и потрепанной скуфейке, присел рядом с Колей. Он держал оловянную кружку, откуда пахло медом и травами. Он внимательно
– Молоденький еще. Хорошо, что нашли его, вовремя. Мог бы утонуть, его в Москву-реку вынесло. Почти безжизненное тело подобрали рыбаки из Рогожской слободы, возвращавшиеся с утреннего лова. Издалека были видны казенные лодки на Яузе, реку прочесывали, Они хотели позвать полицейских, но вовремя увидели старообрядческий крест на шее у юноши.
– Должно быть, беспаспортный, - угрюмо заметил кто-то из рыбаков, - из тюрьмы сбежал. Не след его обратно в руки иродов предавать, - юношу накрыли сетями. От рыбного рынка на Москве-реке его довезли на телеге до Рогожской слободы, и препоручили заботам игумена Арсения, настоятеля подпольного, мужского скита.
Мальчик надрывно кашлял, был без памяти. С него сняли тюремные, промокшие тряпки и принесли в келью настоятеля.
– Очнулся, - перекрестился инок, - слава Богу. Его вылечить надо, и отправить из Москвы подальше. Узнать бы еще, кто он такой..., - Арсений поднес к губам юноши кружку. Монах, мягко, сказал:
– Пей, сыночек. Здесь безопасно, ни о чем не волнуйся. Тебя как зовут, милый?
– юноша, жадно, выпил сладкого, крепкого чаю с травами, и опять закашлялся:
– Николай, - Коля посмотрел на старика, - святой отче.
– Будем молиться за здравие раба божьего Николая, - улыбнулся Арсений, - чтобы Господь даровал тебе исцеление, душевное, и телесное. Ты в облаву попал, милый? Паспорта у тебя нет?
– Коля попытался вспомнить, что такое паспорт, и не смог.
– Облава, - неуверенно сказал он, - что такое облава, святой отче? Я знаю, что я в Москве, но не помню, как я сюда попал..., - Коля попытался присесть. Арсений уложил его обратно:
– Ты отдыхай, отдыхай. Это моя келья, тебя никто не потревожит. Ты с Керженца в Москву пришел?
– юноша нахмурился:
– Я был на Керженце. Это за Волгой. Раньше скиты на нем стояли. Но я не знаю..., - он запнулся, - не знаю..., - игумен отер слезы с его глаз:
– Просто поспи. Молись Иисусу, милый, святому Николаю Чудотворцу, небесному покровителю твоему..., - Коля, внезапно, покачал головой:
– Не ему, святой отче. Николаю Монаху, я в январе родился..., - он поморщился:
– У кого-то еще были именины в январе. На день святого Александра Римлянина, я помню. Значит, его Александр звали. Отец мой, или брат?
– Коля глубоко вздохнул и услышал голос Арсения:
– А житие святого Николая ты знаешь, голубчик?
Юноша улыбнулся и заговорил, нараспев:
– Преподобный Николай монах служил военачальником при византийском царе Никифоре. Он был послан на войну с болгарами. Накануне битвы он подвергся искушению от одной женщины, но мужественно ему воспротивился. В кровопролитной битве погибли все соратники преподобного отца, а Николай остался жив. Ему было открыто в видении, что жизнь ему дарована за то, что он поборол искушение. После этого блаженный Николай оставил мир, удалился в монастырь, принял схиму и стал непрестанно молиться о воинах, павших в сражениях. Своими великими подвигами он так угодил Господу, что был удостоен дара прозорливости, - Коля, сам того не ожидая, покраснел: