"Вельяминовы" Книги 1-7. Компиляция
Шрифт:
— А ты, Моше, у нас переночуй, — распорядился дон Исаак, — чего ради тебе на верфи возвращаться, отсюда до кладбища ближе.
— Спасибо, — рассмеялся он, и Мирьям вздрогнула, — его рука на мгновение коснулась ее запястья, — быстро, мимолетно.
— Вот завтра все ей и скажу, — подумал Энрикес, смотря вслед стройной, в темном шерстяном платье, спине. «Она что угодно сделает, только бы правда не открылась. И в Новый Свет со мной тоже уедет. Завтра ночью станет моей женой, а потом отплывем — ничего, корабль уже готов, а отделку по дороге можно завершить. Напишет записку, мол, уезжаю, не ищите меня, и все. А выбора у нее нет, — он чуть не улыбнулся, — нет выбора у доньи Мирьям. А почему? А потому что я похож на ее покойного отца. Я держу уши открытыми, ну а рот — закрываю. До поры, до времени».
— Сыграем партию в шахматы, Моше? — Кардозо стал расставлять на доске слоновой кости и черного дерева фигуры. «В это раз ты меня не побьешь».
— С удовольствием, дон Исаак, — Энрикес набил трубку и, закурив, выпустив клуб дыма, повертел в длинных пальцах белую королеву. «Она похожа на донью Мирьям, — хмыкнул он про себя. «Вон, косы, какие".
Он опустил королеву на доску, и, сделав ход пешкой, улыбнулся: «Я еще ни разу не проигрывал, дон Исаак, и сейчас — не собираюсь».
Марфа чуть подняла подол платья и ступила на выложенную гравием дорожку. Мелкий дождь поливал траву, пузырился в маленьком канале, что огибал кладбище. Рядом с надгробием белого мрамора было вырыто небольшое углубление.
— Мы потом отдельный камень поставим, как Хосе вернется, — наклонилась к ней Мирьям.
«Белла мне сказала, что там было написано, на том памятнике, что на острове стоял. То же самое и тут будет.
— И вложу в вас дух Мой, и оживете, и помещу вас на земле вашей, и узнаете, что Я, — Господь, — прошептала Марфа. «Да, правильно. А что у матери твоей, прочти мне? — она посмотрела на изящные подсвечники, высеченные на белом мраморе, по обе стороны от черных, извилистых букв.
— Эстер Кроу, дочь Авраама, — тихо сказала племянница. «Кто найдет добродетельную жену?
Цена ее выше жемчугов. А внизу, так у всех высечено — «Да будет душа ее завязана в узел жизни у Господа Бога».
Шкатулку, обернутую в шелковую салфетку, опустили в землю, и Марфа, склонив голову, слушая незнакомые, мелодичные слова, вдруг подумала: «Вот, и девочка успокоилась, под крылом матери своей. А Степан в море, ну, да он другой смерти, и не мог себе представить, наверное. И Николас там же, храни Господь душу его».
— А зачем камни кладут? — тихо спросила Белла у доньи Ханы.
— Это заповедь, — женщина передала ей маленький камешек, — похоронить человека. Так что видишь, — донья Хана внезапно улыбнулась и погладила девушку по щеке, — ты свою сестричку домой привезла, исполнила заповедь. Спасибо тебе, милая».
Белла шмыгнула носом, и, прикоснувшись к мокрой, тяжелой земле, положив камень, сказала: «Спи спокойно, пусть тебе тут будет хорошо».
За оградой, вытерев мокрые руки салфеткой, Марфа сказала: «Ну, вон и карета моя. Вы не волнуйтесь, я следующей неделей уже вернусь».
Донья Хана отставила медный кувшин и женщины обнялись. «Вы там Беллу готовить поучите, донья Хана, — попросила Марфа, — и вообще, Мирьям на вызовы ходит, так что приглядывайте там за девочкой».
— Конечно, — та похлопала Марфу по руке. «Езжайте, и ни о чем не волнуйтесь».
Мирьям помахала рукой карете, и, взглянув на небо, подумала: «Опять дождь. И когда уже кончится только, скорей бы настоящая весна. Возьмем с Хосе лодку и поедем в деревню.
Будем лежать на лугу, смотреть в небо, и он мне все расскажет — и об Италии, и о диссертации своей. И книги новые он, наверняка, привезет. Надо будет следующей неделей его одежду пересмотреть, что тут осталась, в порядок привести. Ну да Белла мне поможет».
Она взглянула на сестру, что шла между Кардозо, что-то внимательно слушая, и услышала сзади голос Энрикеса: «Дон Исаак и донья Хана обещали Вороненку, ну, то есть Белле об ее отце рассказать. Хотите, я вам тоже кое-что о нем расскажу, донья Мирьям?»
Женщина повернулась, и, избегая его карих, смотрящих на нее сверху глаз, холодно ответила: «Я знаю все о моем отце, капитан Энрикес».
— О нет, — улыбнулся мужчина, — далеко не все, моя милая, дорогая донья Мирьям. Далеко не все.
Они медленно шли по набережной Зингеля. Дон Исаак обернулся, и, подождав их, улыбнулся: «Я смотрю, вы совсем заговорились».
— Донья Мирьям мне рассказывает о снадобьях, — Энрикес рассмеялся, — и даже обещала дать немного лекарств с собой, да, донья Мирьям?
Девушка вздрогнула, и, не поднимая головы, сглотнув, ответила: «Да. Пусть тогда Белла к вам зайдет, дон Исаак, я дверь оставлю открытой, соберу все, что нужно, для капитана, и сразу вернусь».
— Конечно, внучка, — ласково сказал дон Исаак и добавил, оглядев Энрикеса: «А ты, Моше, когда приедешь в следующий раз, мы тебе невесту подберем. Сам же знаешь: «Нехорошо человеку быть одному».
— Спасибо, дон Исаак, — Энрикес усмехнулся. «Только вот вряд ли кто-то согласится за меня замуж пойти, я же бродяга, без моря не могу».
— Ну и будешь плавать, — дон Исаак поднял седую бровь. «Тут, у нас, в Германию, в Данию.
Ну, не буду вам мешать, — Кардозо взглянул на каштановые волосы Беллы и вдруг подумал:
«Вот бы хорошая невеста для Моше была. Да только не еврейка, и уж, не станет, наверное.
Ничего, найдем мальчику кого-нибудь».
Мирьям проводила глазами его спину, в черном плаще, и подумала: «Седой уже весь.
Семьдесят шесть ему летом будет. А донье Хане — семьдесят четыре. Господи, они же не переживут, нет».
— Не переживут, — будто услышав ее, мягко согласился Энрикес. «Шутка ли, столько лет воспитывать дочь убийцы их сына. Да и ваш муж тоже, донья Мирьям, — он легко, неслышно рассмеялся, — вряд ли порадуется».
— Я вам не верю, — сказала женщина сухими губами. «Мой отец не мог так поступить, нет. И никто вам не поверит, капитан Энрикес».
— У моего стряпчего, — лениво ответил Энрикес, рассматривая серую воду Зингеля, — здесь, в Амстердаме, хранится пакет. Там показания трех участников экспедиции вашего отца в Лиму, с их личными подписями, удостоверенными священником в Порт-Рояле. И все, донья Мирьям, говорят одно и то же — что ваш отец лично застрелил Давида Мендеса де Кардозо.