Венецианский аспид
Шрифт:
– Ну-у… да, но у Нериссы такие прелестные груди и… Вы правы, Яго, женщины – существа коварные. Или я опять ною?
– Не беспокойся, добрый мой Родриго. Дездемона юна – и к тому же она, ручаюсь, полна задора [126] , так что вскоре Отелло ей наскучит, и Кассио станет той тяпкою, коей мы выкорчуем ее из объятий мавра.
– А что это даст? Ну сбежит она от Отелло к Кассио, а я по-прежнему останусь на морозе – без Дездемоны и без денег.
– Ну как же – потом мы просто устраним Кассио, и дама – с разрушенной семьей, опозоренная, все ее сторонятся – отыщет утешенье в твоих объятьях. Мавру, огорченному предательством пробляди-жены, потребуется заместитель, и я наконец займу тот пост, что предназначался мне по праву, пока его не украл флорентиец.
126
«Отелло», акт II, сц. 3, пер. Б. Лейтина.
– Я не очень понимаю, что вы имеете в виду под устранением Кассио?
– Мы его дискредитируем. Организуем инцидент, в котором он опозорится. Драку, например. Проведя с ним какое-то время в поле и в море, я знаю – пить он не умеет вовсе. Я уговорю его выпить со мной, братом по оружию, дабы отпраздновать недавнюю победу над генуэзцами и свадьбу Отелло, а там несложно будет подтолкнуть его и к неразумным деяньям. Ступай, отыщи Кассио, но сделай так, чтоб он тебя не видел. Последи за ним. Выясни, чем занимается по вечерам, а там уж и заметишь мышеловку, которую с тобой ему расставим.
– Найти? Где ж мне его искать?
– Он прикомандирован к порту. Отелло всегда размещает в порту старшего офицера, чтобы моряки и суда были готовы к отходу вмиг по команде. Помнишь тот дом, откуда вышел он нас приветствовать? Найди его там, а когда стража его окончится, ступай за ним.
Родриго встал, застегнул перевязь с мечом и приготовился уйти. Но помедлил.
– Денег бы на ужин?
– А что, у тебя нет?
– Я все, что было, отдал вам для Дездемоны.
– Ну, хорошо. – Яго швырнул ему серебряную монету. – И вот еще, Родриго?
– Слушаю? – ответил тот, пряча монету в пояс.
– Она твоею будет. Прощай.
– Прощайте, – с улыбкой ответил Родриго, выходя за дверь.
Яго повернулся к старому трактирщику, который уже занялся размешиваньем содержимого в большом закопченном котелке, висевшем над огнем.
– Вот так всегда из дураков таких я кошелек свой делаю; а тратить из-за одной пустой забавы время с болванами подобными? [127] Уж дудки! Из всего состоянья Родриго от продажи его земель и взысканья по всем его векселям Дездемона не видела ни пенни, зато мои сундуки набиты туго – для тех времен, когда мне потребуется убранство, приличествующее моему положенью – командующего вооруженными силами Венеции… О, мавр будет сокрушен, мое ж восхожденье к власти отнюдь не гарантировано, покуда Кассио стоит у меня на пути. Родриго уберет его с моей дороги, опозорив его пьяной дракой, – так и начнется его паденье, а вскоре и мавр последует за ним – его утянет на дно его дорогая Дездемона. Хотя Родриго – остолоп, фехтовальщик он знатный, а Кассио – натуры постоянной и не полезет в драку, если не напьется, а стало быть – не преуменьшится. Нет, перед схваткой я дам Родриго замедлительного зелья, что Брабанцио подлил английскому дураку – ровно столько, чтобы он медлил и грезил. И если Кассио его убьет, что ж – он свою задачу выполнит… Дело зачато [128] . Чудовищнейшей из затей дан ход [129] .
127
«Отелло», акт I, сц. 3, пер. П. Вейнберга.
128
Там же, пер. М. Лозинского.
129
Парафраз, там же, пер. О. Сороки.
ХОР:
И так вот Яго одержимо лепетал в нощи, не ведая о глухоте кабатчика и совершенном отсутствии у него интереса.
– Мне нужен корабль, – сказал я Отелло. Мы стояли на крепостной стене и смотрели на гавань: я – само виденье чистой сестры Святого Зажария, продуваемой ветрами, он – в трепещущих белых одеждах своей родины. Волны белой ткани обтекали его, словно он лицом поймал выстрел из катапульты, заряженной свежепостиранным бельем.
– Корабль тебе нельзя, – ответил мавр.
Со стен Цитадели мы видели галеры Отелло – за волноломом они отрабатывали атаки на крупный плот, который отбуксировали в открытое море. На каждой маленькой скоростной галере была установлена катапульта – она располагалась на рамбате, боевом помосте на баке. Гребло каждое судно с самой большой скоростью, громадный барабан отбивал гребцам такт, а затем, когда они подходили на дальность выстрела, к снаряду подносили огонь. Снаряд часто был туго сплетенным ивовым шаром, пропитанным маслом и смолой. Катапульта стреляла. Гребцы на том или ином борту вставали, налегая на весла, и судно разворачивалось, а шеренга стрелков по всему борту выпускала град стрел по мишени. Судно же опрометью возвращалось на исходную позицию перезарядить катапульту. Одна за другой, как танцоры в некоей морской кадрили, они нападали, стреляли и отступали. В бою лучники ныряли за щиты, пока снаряд не разрывался на палубе вражеского судна, разметывая команду, и тогда они вновь вставали во весь рост и сбивали любого, кто выскакивал из укрытия тушить пожар или отстреливаться. Такова была тактика, позволявшая Отелло обращать в бегство превосходящие силы противника. По большинству же морские битвы того времени сводились к тому, что одно судно цеплялось к другому, и начиналась сеча на залитых кровью палубах, пока в живых не оставался кто-то один. Отелло усовершенствовал такие выпады и финты: вражеское судно практически полностью уничтожалось, и экипаж барахтался в воде, не успевало дело дойти до рубилова и рукопашной. Сегодня суда наступали и на веслах, и под парусом. При развороте паруса спускались.
– Это как тыкать в медведя палкой и убегать, не? – сказал я.
– Когда я был пиратом, огневой мощи у нас было меньше, – ответил мавр. – Катапульты заряжались камнями. Чтобы не портить груз.
– А что ты будешь делать, если там целая стая кораблей?
– Флот, не стая.
– Тогда что? Какие-то же в погоню бросятся, я прикидываю…
– У меня четыре высоких купца, вроде того, на котором ты приплыл, только вооруженные. Мы их отбуксировали сейчас подальше. Они слишком высокие, чтоб их на абордаж брать, и слишком медленные для атак. Зато на широкие палубы помещается много лучников и катапульт. Если враг пускается в погоню, смерть на него обрушивается сверху. А если нападут на купцов, наши галеры вернутся их защищать.
– Значит, секрет твой – в учениях?
– Мы их устраиваем, да, а кроме того, я хорошо кормлю своих людей. Солдат лучше гребет, когда накормлен и когда ему платят. На моих судах нет рабов.
– Я был рабом, – сказал я.
– Я тоже, – кивнул мавр. – Три года был прикован к веслу как миленький, пока судно мое не потопили пираты. Меня отнесло от места крушения. Спас обломок весла, к которому я и был прикован.
– Не, греблю мне не предлагать. До ебени матери жонглировать и корки мочить – это запросто, а вот с навигацией – увольте.
– Сдается мне, море тебе и противопоказано, друг Карман. Экипажу в море деваться некуда, придется слушать твою болтовню. Возникнет соблазн тебя убить. Про килевание слыхал?
– Ха! Соли нюхнул и выжил. Кроме того, почти все время сидел тихо – только блевал иногда и немного жаловался.
– Зачем тебе корабль?
– Помнишь обезьянку мою, Пижона?
– Еще бы. Кошмарная тварь…
– Его нужно спасти. Из Генуи. И моего здоровенного подмастерья до кучи, но я просто подумал, что обезьянка вызовет больше сочувствия.
– А куклу твою? Ее спасать не надо?
– Кукана-то? Ты же знаешь, что его на самом деле не существует, правда? Это я его голосом разговариваю. Он – не живое существо, но это тебе, наверное, известно?
– Да, это я в курсе. – И мавр сверкнул ослепительной улыбкой, в которой, истинно реку я вам, сквозило самодовольство. – Это я шутил.
– Отлично подмечено. Мне нужен корабль, лоцман и команда.
– Что это я подметил?
– После твоей шутки я увидел всю пагубность своих заблуждений. Необученный моряк не сможет в одиночку доплыть до Генуи.