Венецианский аспид
Шрифт:
– Хорошая была шутка, – заметил мавр.
– В изготовленье хохм ты – истинный солдат.
– Ты считаешь, что, коли я военный, а ты шутник, можно надо мной насмехаться. Но я, Карман из Песьих Мусек, еще и стратег – и понимаю, когда кто-то делает выпад, а затем пытается обойти меня с фланга.
– Если б не я, ты б не добился Дездемоны.
– Если б не я, ты бы утоп, – парировал мавр.
– Это нечестный обмен. Я всего лишь хиленький дурак, пользованный и сломленный притом, и цели в жизни моей нет – одна лишь месть. Дездемона стоит сотни таких, как я.
– Она радость для моей души [130] , – промолвил Отелло.
– Тысячи мень… меней.
– Корабль ты получишь.
– А лоцмана и команду?
– Да, да, только в гавань Генуи так просто войти не получится. Мы с ними воюем, знаешь. Судну придется высадить тебя на баркас дальше по побережью, чтобы не заметили, и ты догребешь уже сам. Ты хоть знаешь, где они там?
– Да. Ну, несколько. Генуэзцы ждут за них выкупа. В тюрьме, наверное.
– С попутным ветром доплывешь за четыре дня, и еще полдня – на греблю. Корабль будет ждать тебя два дня, потом отплывут, и добираться тебе тогда придется самостоятельно. Я не смогу прийти к тебе на выручку, Карман. Генуэзская гавань – одна из самых укрепленных на свете.
130
Парафраз, «Отелло», акт II, сц. 1, пер. В. Рапопорта.
– Вернусь через неделю с гаком. – Я хлопнул мавра по плечу в порядке благодарности. Он мне нахмурился. Вот честно, я предпочел ухмылку, несмотря на кошмарную шутку, что ей предшествовала.
– А с девушкой что? – спросил Отелло.
– Она ждет своего суженого.
– Который уже мертв, ты говорил.
Я рассказал Отелло о кончине Лоренцо, хотя сообщил, что погиб он от моего клинка в драке, а не что его прикончила Вивиан. Довольно было в контексте всей моей истории – от того места, где меня замуровали в подвалах Брабанцио, до сговора Яго и Антонио оттяпать себе место в сенате, чтобы начать ятый Крестовый поход ради наживы. Только, блядь, русалки тут и не хватало, которая мне спускала в застенках и прикончила суженого Джессики.
– Этого она не знает. Возьму ее с собой, чтоб отвлеклась.
– Придется ей сказать, знаешь.
– А я думал просто поволноваться с нею вместе, когда он не явится.
– Возьми ее – но ей скажи.
– Она бросила дом и отца – и я ей вдобавок сообщу, что убил ее возлюбленного, хоть он и был до омерзения коварным гадом? Это будет жестоко. Я все, что у нее есть.
– Чтоб добрым быть, ты должен быть жестоким [131] . Кроме тебя, у нее нет никого.
131
Парафраз реплики Гамлета, «Гамлет», акт III, сц. 4, пер. В. Рапопорта.
– Это пылающий фиал драконьей дрочки, я узнаю его. Да все в порядке с нею будет, пусть ждет. Если ждешь, весь мир полон надежды.
– Скажи – или не будет тебе корабля.
– Скажу, когда спасем Харчка. Мне может потребоваться ее золото, чтоб заплатить выкуп.
– Дай слово, что скажешь. Раскрась, как пожелаешь, Карман, но – скажи.
– Дам, что скажу, если ты дашь, что забьешь Яго в колодки.
– Яго я буду остерегаться, но он сражался бок о бок со мной во многих битвах и был верен. Я должен своими глазами видеть улики его измены – и лишь потом стану действовать.
– Он убил мою Корделию – завербовал того лазутчика, который ее отравил.
– Это ты говоришь.
– Это Брабанцио сказал. Яго – предатель, черноликая ты рохля. Ему нельзя доверять.
– В его присутствии буду стоять спиной к стене – и искать доказательств твоим словам. Но Яго жонглировать словами такой же мастак, как и ты, искусный мой дурак, и если я предъявлю ему только твои слова, он увернется, а я буду похож на тирана. Моя же сила – в том, что я основателен, а не порывист.
– Стало быть, я не обязан рассказывать Джессике о том, что Лоренцо мертв.
– Обязан, – сказал Отелло. – Тебе известны названия и курсы тех судов, что у Антонио в море? Тех, которыми он обеспечивает свое поручительство отцу Джессики?
Я вытащил из складок монашеского платья пергамент, который мне списал Шайлок, и отдал мавру.
– Вот все, и расписание – когда они должны вернуться в Венецию. Но не это поручительство обеспечивает. В обеспечение Антонио пообещал фунт своего мяса.
– Но это в шутку было ж, нет?
– Входит в сделку. Нет.
– А ты почему до сих пор в монашеском прикиде? Без трико и куклы на палке я все время забываю, что ты по сути – глупый человечек. Это нервирует.
– Из меня же годная монашка получится? В том-то и закавыка, правда? Я нравлюсь тебе в этом монашеском костюме, верно ведь, жеребец ты ятый?
– Тебе побриться надо, – промолвил мавр.
– А коль побреюсь, а? А? – Я подмигнул и захлопал глазами, ни дать ни взять кокетливая кокотка, коя я и есть.
– Ты глупый, а монашка из тебя неказистая! Пойду распоряжусь насчет твоего корабля. А ты пока понаблюдай за маневрами – может, чему и научишься, дурак ты раздражающего действия.
И я наблюдал. Видел, как до горизонта предо мной расстилается аквамариновый шифер Лигурийского моря, испещренного волнами и следами дюжины судов, но не дым, не боевые корабли влекли мой взор. А тень под самой поверхностью, за волноломом, тень, ждавшая, когда я вернусь в море.
– Ох, дорогая Нерисса, – сказала Порция. – Я так обеспокоена, что о туфлях даже подумать не было времени.
– А они, без сомнений, завянут от вашего небреженья, госпожа, однако ж герцог Арагонский ждет. Не выйти ль нам?
– Я не слишком прекрасной смотрюсь, нет? – Порция прихорашивалась, словно б Нерисса была ей зеркалом и она понимала бы, что не так с ее лицом, лишь глянув на служанку.
Та гадко ухмыльнулась. «Три тысячи дукатов – лишь замахнуться? Да тебе до прекрасности не хватает виллы в деревне и целой жизни минетов, дорогая моя», – подумала она, а вслух произнесла:
– Вы совершенство.