Верная Чхунхян: Корейские классические повести XVII—XIX вв.
Шрифт:
— Сандан, налей вина и подай своей хозяйке! Теща, это вино радости, выпейте чашку!
Мать Чхунхян, взяв вино, сказала с печалью и радостью:
— Сегодня я на сто лет отдаю вам радости и печали своей дочери. Зачем бы мне грустить? Но вспомню, как ее воспитывала без отца, как росла она сиротой, подумаю с грустью о супруге и затоскую, сердце заноет.
— Не надо вспоминать прошлое, — проговорил юноша, — выпейте лучше вина!
Мать Чхунхян выпила три чарки. После этого юноша кликнул слугу и велел ему забрать стол.
— Закуси! И мой слуга пусть поест.
Слуги вынесли столик, все съели, а потом они закрыли главные и средние ворота.
Мать Чхунхян, позвав Сандан, велела приготовить постель. Все спальные вещи были расшиты утками-неразлучницами, подушка как орешек, а ночной горшок сверкает рассветной звездой. Все готово, чтобы лечь в постель.
— Спокойно отдыхать вам, господин, — пожелала мать Чхунхян. — Пойдем, Сандан, сегодня будешь у меня спать. — И они вдвоем ушли.
Чхунхян и юноша, оставшись вдвоем, сидели друг против друга. Что же теперь должно случиться? Вот юноша взмахнул руками, словно журавль, танцующий в лучах заходящего солнца на самой высокой вершине горы Самгак, и взял нежные, нефритовые ручки Чхунхян, сложенные на коленях. Изящным движением он поднял подол
— Сними юбку!
Для Чхунхян все это было в первый раз. Она смутилась и, опустив голову, отодвинулась от него — качнулась в сторону, будто розовый лотос среди густой зелени чуть склонился от нежного ветерка. Юноша стал снимать с нее юбку, потом нижнее платье, а она, ошеломленная, извивалась, как зеленый дракон Восточного моря.
— Не надо! Оставьте! Не надо!
— Ну, давай... Не надо говорить!
Они возились друг с другом, пока Чхунхян вдруг не запуталась в тесемках от платья, которое валялось под ногами, и оба тут же упали, растянувшись на полу, так и не разняв руки. Чхунхян, раздетая, была белее и прекраснее нефрита с горы Цзиньшань, и юноша отпустил ее, чтобы вдоволь полюбоваться.
— Ох, от нее просто с ума сойдешь!
Чхунхян ускользнула было от него среди брошенного платья, но юноша быстро настиг ее, сорвал рубашку и бросил на кучу одежды в углу. И вот оба лежат, прижавшись друг к другу. Как они?.. Тела их сливаются в таком самозабвенном порыве, что подпрыгивает даже тяжелое стеганое одеяло и в такт звенит латунная ночная посуда, дребезжит крючок на двери и трепещет пламя свечи. Разве бывают наслаждения большие, чем это?
Шли дни. Молодые перестали стесняться друг друга, веселились, шутили, и сама собой сложилась песня о любви. Вот как они радовались счастью!
Любовь, любовь! Любовь моя, любовь! Необозримо озеро Дунтин, Чуть только в небе снизится луна. Как пик Ушаньский высока любовь! Осыпавшимся листьям нет конца, И небеса сливаются с водой. Как синь морская, глубока любовь! Ясна луна в пятнадцатую ночь. Сошли туманы с тысячи вершин, И я любуюсь месяцем в горах. Как яркая луна, светла любовь! У нас с тобой такая же любовь, Как у флейтиста Сяо Ши с Лунюй [92] : Когда-то обучалась танцевать, На флейте попросила поиграть, Откинут полог, и горит вдали За башнею жемчужною закат. Среди цветущих персиков и слив Сияет наша юная любовь! Белеет тонкий месяц молодой, И кажется — улыбку он таит. Как скрытый лик его, полна любовь! Мою с тобой горячую любовь Навеки лунный старец завязал, И, как супруги верные, в любви Мы ошибиться не могли ни в чем. Прекрасная и пышная любовь — Пион с восточных гор, где дождь цветов. Так прочно наша сплетена любовь, Как в тихом море — невод рыбака! Так крепко наша соткана любовь, Как шелк Ткачихи с Млечного Пути! У нас все швы подрублены в любви, Как в рукоделье у искусных швей — Красавиц из зеленых теремов! И так же зелена у нас любовь, Как ветви ивы около ручья! У нас плотней уложена любовь Зерна в амбарах, хлеба на току! Хранится наша верная любовь, Как драгоценность в прочном сундуке! Росой на рододендроне любовь Сверкает под весенним ветерком И радуется бабочкам полей, Что пьют нектар из чашечек цветов! Подобно утке с селезнем, любовь Качается на голубой волне! Встречаемся мы так же, как в любви Встречаются Ткачиха и Пастух Раз в год, в седьмую ночь седьмой луны, И веселимся так же мы в любви, Как восемь фей и послушник Сончжин, Наставника Юкквана ученик [93] . С тобою так же мы сошлись в любви, Как чуский властелин — с прекрасной Юй! С тобою так же мы сошлись в любви, Как танский Мин-хуан и Ян-гуйфэй! [94] Прекрасней наша яркая любовь Шиповника, что вырос на песках! Любовь, любовь! Ты вся моя любовь! Любовь, любовь! Любовь, моя любовь!92
Флейтист Сяо Ши с Лунюй. — Речь идет о музыканте Сяо Ши и его жене, дочери Му-гуна (659—621 гг. до н. э.), правителя удела Цинь. По преданию однажды они играли на флейтах, привлеченные их игрой, к ним спустились дракон и феникс, на которых супруги вознеслись на небеса.
93
Восемь фей и послушник Сончжин, наставника Юкквана ученик — персонажи романа корейского писателя Ким Манчжуна (1637—1692) «Облачный сон девяти».
94
Танский Мин-хуан и Ян-гуйфэй. — Мин-хуан — имя императора Сюаньцзуна (712—755), который так увлекся своей наложницей Ян-гуйфэй, что забросил все дела, в результате чего вспыхнул мятеж Ань Лушаня (в 755 г.); Сюаньцзун отрекся от престола, а Ян-гуйфэй покончила с собой по требованию приближенных императора, считавших ее виновницей всех бед.
— Чхунхян, пройди туда! Дай посмотреть, как ты уходишь! А теперь иди сюда. Хочу увидеть, как ты приходишь! Улыбнись и пройдись мелкими шажками, дай полюбоваться твоей походкой! Мы встретились с тобой в любви! Запрятать бы нашу судьбу, но куда? Любовь родилась еще в прошлой жизни, и после смерти она не исчезнет! Вот чем ты станешь, когда умрешь.
Ты умрешь и станешь знаком в книге, Иероглифом земли и мрака, Будешь знаком женщины и девы. Я умру и тоже знаком стану, Иероглифом небес и света, Буду знаком сына и мужчины. К знаку девы сына знак припишут, Знак «любовь» из двух частей составят — В нем мы снова встретимся с тобою. О моя любовь, моя родная! Ты умрешь — тогда ты вот чем станешь: Ты умрешь и ты водою станешь. Но водой серебряной стремнины, Водопада, голубого моря, Чистого ключа, ручья как яшма Иль рекой широкой ты не будешь. Тьмы и света родником ты станешь, Неизменно, вечно полноводным, Даже в семилетнюю засуху. А когда умру я — стану птицей. Но не буду птицею-кукушкой, Журавлем лазоревым и белым, Синей птицей и тайфэн чудесной, Жившими при древних государях, — После смерти селезнем я стану, Неразлучным со своей подругой. Как взлечу над родником лазурным, — Знай, что это я опять с тобою, О моя любовь, моя родная!— Нет, не хочу я этого!
— Тогда ты будешь вот чем!
Ты не будешь колоколом в Кёнчжу, Ты не будешь колоколом в Чончжу, Колоколом в Сондо ты не будешь. Колоколом станешь ты в Чанъане, Я же — колокольным молоточком. А когда ночной порой созвездья В тридцати трех небесах заблещут, Три костра на Чильмасан погаснут, На горе Намсан огни потухнут, — В первый раз тут колокол ударит. Каждый раз, как донесется «тэн! тэн!», Люди, голосу его внимая, Только звон услышат колокольный; Нам же он совсем другое скажет: Тэн-Чхунхян и тэн-Моннён ждут встречи, О моя любовь, моя родная!— Нет, не хочу!
— Ну, тогда пусть случится так!
Ты умрешь и сделаешься ступкой, Я умру, и пестиком я стану. В год и месяц, в день и час, что были Названы «металл и обезьяна», Цзян Тайгун [95] из камня сделал ступу. Ттольккудон — по ней ударит пестик, Ттольккудон — в ушах твоих раздастся, Знай тогда, что я опять с тобою, О моя любовь, моя родная!— Не хочу, все это не нравится мне! — заупрямилась Чхунхян.
95
Цзян Тайгун (Люй Шан, XII—XI вв. до н. э.) — помощник Вэнь-вана и У-вана, основателя династии Чжоу; рыбак Люй Шан случайно встретился с Вэнь-ваном, который, убедившись в его мудрости, сделал своим главным советником и астрологом; считается также основателем китайской военной науки.
— Почему?
— Отчего это я всегда — и в этой жизни и после смерти — должна быть внизу? Так неинтересно!
— Тогда ты вот чем станешь после смерти:
На песках шиповником ты станешь, Быстролетным мотыльком я стану. Лепестки твои возьму устами, Ты же спрячь мой хоботок в свой венчик. Вешний ветерок слегка подует, Вместе будем наслаждаться в танце. О моя любовь, моя родная! Здесь и там мою любовь я вижу. Если б всем любовь такую встретить, Все бы жили, заболев любовью! О моя любовь, как ты прекрасна! Так же улыбаешься ты нежно, Как король цветов, пион, который За ночь под дождем едва раскрылся, И куда я ни взгляну, повсюду Ты — моя любовь, моя родная!О чем бы еще спеть? Мы с тобой любим друг друга, давай споем о нашем чувстве. Я буду петь так, чтоб везде было слово «чувство».
— Послушаю вашу песню!
— Слушай, любимая! Разве мы с тобой не любим горячо друг друга? Вот стихи о чувстве!
Все время в волненье Потока Великого воды, Все время в печали Пришельца бездомного чувства. Я вас не могу Проводить через мост над рекою, Деревья за дальним потоком Таят мои чувства. Провожая вас на южный берег, Вынести не мог наплыва чувства. Все, кто видел проводы, узнали, Что с собой унес мои ты чувства.