Весёлые и грустные истории из жизни Карамана Кантеладзе
Шрифт:
— Не хочу денег, хочу красивую жену! — вспомнив вдруг песенку захмелевшего юноши, заорал я.
— Что такое? — изумилась бабушка. — Чего ты хочешь?
— Не хочу денег, хочу красивую жену!
— Ха-ха-ха! Дуралей ты, глупышка! Ишь, чего захотел! От горшка два вершка! А ну-ка, спать! Спать.
Должен признаться, что свадьба мне очень понравилась, особенно выстрелы из ружья, всадники в бурках, песни и пляски, шум, гам… Даже Ражден, гонявшийся за бедной пеструшкой, и тот оставил во мне приятные воспоминания. Мне было очень хорошо
Увидев, что я вовсе не думаю спать и всё напеваю полюбившуюся мне песенку, бабушка рассмеялась:
— Ты, парень, я вижу не шутишь! Ну скажи, зачем тебе жена?
— Нам зажарят курочку, а я не поделюсь с дядей Пираном.
— Миленький ты мой, если тебе жена только для этого нужна, то давай я тебе завтра же зажарю большую курицу: ешь себе на здоровье! Ну, а теперь хватит, спи, уже поздно, всё равно мы не успеем сейчас приготовиться к свадьбе. Ты только скажи: из какого рода хочешь жену, из княжеского или из дворянского?
— Из княжеского.
— Вот молодец! Ну, а теперь спи!
Бабушка погасила стоявший на сундуке светильник, а я, натянув на себя одеяло, крепко прижался к ней:
— Бабуля!
— Что, лапочка?
— Расскажи сказку!
Бабушка вздохнула и начала:
— Однажды день и ночь поспорили, кто кого опередит. Бежала ночь, а день за ней следом. Нагнал, опередил. Потом ночь помчалась за днём и тоже опередила. С того времени они всё так и спорят: то ночь впереди, то день. Спишь?
— Нет! Потом?
— Потом… бог подарил дню солнце, а ночи луну. Солнце с луной снова стали состязаться между собой: стоило скрыться солнцу, как появлялась луна, но она не могла догнать солнце и от нетерпения уменьшалась. Бог снова наполнял луну, и по-прежнему она бежала за солнцем… так вертелось колесо жизни… После этого бог создал облака, в них то солнце скрывалось, то луна. Облака тоже меняли свою окраску, пушистые белые облака хвастались, — краше нас никого, мол, на небе нет! Чёрные тучи грозились, метали в них стрелы молний…
Мне почудилось, будто вокруг зашуршал тёплый снег, и всё стихло. Во сне я увидел себя в белой бурке, рядом с женой. Но никто не лез мне под бурку, да и пальбы тоже никакой не было. Был только снег, тёплый и пушистый. Снежные хлопья были не только белые, а самых разных цветов, и сияли они над землёй словно множество маленьких радуг. Внезапно у меня появились крылья, я взлетел, а хлопья снега подхватили меня и понесли высоко-высоко… кажется, за солнцем…
Такой прекрасный сон приснился мне впервые. До этого мне всё снились визжащий барсук и солдат с ружьём…
И всё же с дядей мне было лучше. В то время, как я лежал здесь между бабкой и дедом, мои каламани остались под дядиной постелью. Эх, как я им завидовал!
На другой день я уже забыл о своём намерении жениться и помирился с тётей Эдукией. Она надавала мне столько леденцов, что
Прошло некоторое время, и дядя привёл новую охотничью собаку. Лапы у неё были длиннее, чем у прежней, звали её Царбуа. Так вот, эта Царбуа, недолго думая, на второй же день уважила нас, стянув из кухни копчёного гуся. Бабушка страшно рассердилась, мама нахмурилась, а тётка Эдукия, которая до этого всё смотрела дяде в глаза, тоже не выдержала и сказала:
— Ты что ж, привёл её, чтобы она у нас на кухне охотилась? Убери её немедленно, не то ещё и блох разведёт.
— Вот и отлично, — вымолвил дядя. — Будешь чутко спать, и лиса кур не потаскает.
В субботу Царбуа проглотила целый мчади, схватив его с жаровни, а в воскресенье ухитрилась стянуть ветчину, прямо из кастрюли. Мама огрела её дубинкой. Впервые увидел я дядю таким рассерженным:
— Смотри, Элисабед, — гневно сказал он маме, — коли убьёшь собаку, клянусь всеми святыми, не обижайся потом на меня. Такой собаки днём с огнём не найти, а лает так, что не только зайца, но и камень заставит прыгать.
— Кого это она там заставляет прыгать — не знаю, но вижу, что очень уж бессовестно ведёт себя. Скоро, того гляди, начнёт кур рвать, потом яйца таскать, а мы — стой и смотри, да? — разгорячилась мама.
— Ну и что, вчера она съела сухой мчади и расцарапала себе горло, а сегодня, чтобы смягчить его, поела горячего мяса, — решил отшутиться дядя.
Мама ничего не ответила и молча отошла от упрямца.
За обедом дядя брал себе один кусок, второй отдавал собаке. Словом, собака встала между братьями и, представьте себе, эта негодница заставила разлаяться всю семью.
Наша большая семья распалась на две.
Отец с дедом построили для дяди Пирана новый дом, неподалёку от нашего. А моему отцу, как старшему, достался старый.
Ночной переполох и освящённые яйца
Вот и зима кончилась.
Настала весна.
Не знаю, кому что она принесла, а у меня лично отняла два передних зуба. Один зуб бабушка Гванца вытащила, потянув за накинутую на него нитку, и так ловко, что я и не заметил, а второй я вытащил сам. Забросив зуб на крышу дома, я прокричал:
— Мышка, мышка, давай поменяемся с тобой зубами!
Так меня научила бабушка Гванца, я впервые тогда узнал, что у мышей зубы словно железные и они свободно прогрызают ореховые скорлупки и кору. Как уж тут не позавидовать таким зубам, особенно мне, любителю полакомиться.
В прошлом году отец, вернувшись с промыслов, привёз мне красные чувяки, конфеты и печенье. Печенье и конфеты я тут же съел, а чувяки оказались мне велики, и мать спрятала их в сундук до пасхи.
Наконец наступила долгожданная пасха, и я от радости готов был кувыркаться и прыгать.