Весенняя сказка
Шрифт:
По окончании утренней молитвы Глафира Николаевна, от пытливого взора которой никогда и ничего не укрывалось, незаметно подозвала к себе Коврижкину.
– Клеопатра Сергеевна, – проговорила она тихонько, – у меня до вас просьба. Я, видите ли, немного рассчитываю на ваше благотворное влияние на детей, а то боюсь, что этот ужасный второй класс совсем изведет нашу бедную Фомочку. Знаете, она такая неопытная еще и застенчивая, совсем ребенок, вы уж возьмите ее под свое покровительство, пожалуйста!
И начальница, понизив голос, начала что-то с жаром передавать учительнице русского языка.
– Ах, бедняжка, бедняжка! – повторила несколько раз с искренним сочувствием Клеопатра Сергеевна и тут же прибавила: – Будьте спокойны, Глафира Николаевна, все-все сделаю, что могу, вы ведь уж знаете меня, я и прежде всегда любила нашу Фомочку, такая сладкая была девочка!
Дальханова невольно улыбнулась.
Дело в том, что Клеопатра Сергеевна вообще очень любила детей и всегда неизменно находила, что все они сладкие! Как раз в эту минуту во втором классе поднялся такой шум и гам в ожидании прихода учителя, что Коврижкина, не окончив своего разговора с начальницей, со всех ног кинулась туда выручать Ирину.
– Вот они, сладкие-то ваши! – рассмеялась Дальханова. – Бегите скорее к ним, а то они, пожалуй, совсем с ног собьют свою классную даму.
При появлении Клеопатры Сергеевны, общей любимицы учениц, дети немного притихли.
– Как вам не стыдно, господа! – начала она укоризненно. – Мне, право, совестно за вас, такие большие девочки! Что подумает Анфиса Дмитриевна, когда узнает, что с первого дня появления мадемуазель Фоминой ее класс так плохо ведет себя?! Прошу вас, Ирина Петровна, – обратилась она серьезно к тут же сидящей молодой девушке, – записать всех, кто будет шуметь и нарушать порядок в классе во время урока господина Антипова, а затем вы мне покажете этот листок, и я передам его начальнице.
Коврижкина вышла из класса как раз в ту минуту, когда в дверях показалась толстенькая квадратная фигурка Щелкунчика. Увещания Клеопатры Сергеевны не имели большого успеха на этот раз, и бедный Щелкунчик напрасно старался сосредоточить внимание детей, выписывая им мелом на доске какую-то новую и очень сложную арифметическую задачу. Ученицы его почти не слушали сегодня. Кто кашлял, кто сморкался, кто перешептывался с соседкой или нарочно ронял на пол то карандаш, то книгу. В задних рядах швыряли друг в друга какие-то маленькие свернутые бумажки и, почти не стесняясь, все время болтали и смеялись. Антипов несколько раз уже возвышал голос, призывая к порядку, но сегодня класс положительно не обращал никакого внимания на его слова.
Ирина была глубоко огорчена. Она отлично понимала, что все это делалось ей назло, так сказать, чтобы досадить новой классной даме; но почему же, почему эти дети так желали досадить ей, так плохо относились с первого же раза именно к ней, когда она, в свою очередь, напротив, была готова искренне полюбить их и всеми силами желала отныне быть им полезной?
Урок арифметики окончился.
Наставив бесчисленное количество двоек, Антипов выбежал из класса, взбешенный не столько за себя, сколько за Ирину. Он сейчас же направился в учительскую и там чуть не поссорился с Клеопатрой Сергеевной, выругав от души ее пресловутый второй класс со всеми ее сладкими девочками.
Не успел, однако, Щелкунчик выйти из класса, как все ученицы быстро повскакали со своих мест и теперь плотной стеной окружили Ирину.
– Мадемуазель Фомина, покажите нам, кого вы записали?! – кричали они почти все разом.
– Надеюсь, не меня только! – решительно заявляла Савельева, смуглая, немного раскосая брюнетка, записная шалунья. – Я совершенно нечаянно уронила два раза мой пенал!
– Не верьте, не верьте ей! – перебивала ее рыженькая голубоглазая Кошкина. – Савелька все врет, а вот меня так действительно щекотала Иванова, и я совсем поневоле смеялась!
Ирина терпеливо дала им всем высказаться и, когда они немного замолкли, проговорила спокойно:
– Дети, я никого не записала!
– Никого?
С минуту ученицы молча и с недоумением поглядывали друг на друга, каждая из них невольно подумала про себя: «Ну, уж Анфиса Дмитриевна не так бы поступила!» Но скоро, однако, они снова заволновались и по-прежнему заговорили все разом.
– Этого не может быть! – дерзко заявила Савельева: – Я отлично видела, как вы что-то писали, мадемуазель Фомина. Покажите нам листок!
– Да, я видела, что вы писали! – подтвердила Кошкина.
– И я! И я! И я! – послышалось теперь со всех сторон. – Покажите нам листок, листок, листок покажите!
– Дети! – снова начала Ирина, и что-то гордое и прямое засветилось на этот раз в ее глазах, она не казалась более ни робкой, ни застенчивой. – Дети, я никогда не лгу! – проговорила твердо молодая девушка. – Вы еще не знаете меня и потому, конечно, можете сомневаться в моих словах, но я убеждена, что когда мы познакомимся поближе, то вы станете верить мне, и мы всегда будем говорить друг другу правду, одну правду! Так, дети? Без этого мы ведь не можем быть друзьями, а я бы так хотела, так хотела, чтобы вы немножко полюбили меня! – неожиданно и совсем искренне вырвалось у Ирины, и она опять сильно покраснела и смутилась.
– Душка! – послышался чей-то тоненький восторженный голосок в задних рядах, и вдруг в классе стало совсем-совсем тихо.
Молодая девушка почувствовала, что в эту минуту она уже немного овладела этими упрямыми, непокорными головками. «Теперь или никогда! – мысленно решила Ирина. – Мы должны сразу узнать друг друга, дети должны сразу понять меня!» Ирина огляделась кругом. Около сорока возбужденных детских лиц с напряженным вниманием были обращены теперь в ее сторону, но ни в одном из них она не прочла больше той враждебности, которую замечала раньше. И вдруг ей стало так легко и хорошо с ними, словно они уже все давно-давно знали друг друга.
– Милые мои, – начала она задушевно, – вот вы сейчас не поверили мне, когда я сказала, что никто не записан из вас, и требовали, чтобы я показала вам листок…
– Не надо листка, не надо, верим, верим! – раздался чей-то решительный громкий голос.
Дети с удивлением посмотрели на Савельеву, никак не ожидая такого заявления со стороны главного противника новой классной дамы.
– Не надо листка, не надо, и мы, и мы верим! – подхватили сейчас же и все остальные дети и еще плотнее обступили Ирину.