Весенняя сказка
Шрифт:
– Все? – с грустной улыбкой переспросила Глафира Николаевна и почему-то вздохнула. – Ах нет, моя детка, нет, не все, не все! – продолжала она тихо своим низким грудным голосом: – Вы еще молоды и не знаете, что только немногим дано великое счастье быть всеми любимой… всеми! – Глафира Николаевна хотела сказать «одним», но не сказала, и темные глаза ее задумчиво и печально устремились на девушку.
«У этой женщины также есть свое горе!» – подумала Ирина и еще крепче прижалась к ней.
VI
В пансионе Дальхановой, где воспитывались по
Однако от волнения и боясь опоздать Ирина проснулась в понедельник очень рано и к девяти часам уже была совсем готова. Сердце молодой девушки очень сильно билось, когда ровно в половине десятого она подходила к учительской – небольшой комнате около рекреационного зала, куда до начала уроков обыкновенно собирались все преподаватели и классные дамы.
«Вы должны будете завтра представиться вашим коллегам, Фомочка!» – сказала ей накануне начальница, и вот теперь Ирина стояла с бьющимся сердцем в коридоре перед учительской и никак не решалась войти в нее.
За дверьми между тем громко раздавались голоса уже собравшихся там преподавателей. Ирина ясно различала добродушный басок Федотова – учителя географии, которого дети всегда особенно любили за его справедливость; а рядом с ним пискливый дробный смех Антипова – учителя арифметики по прозванию Щелкунчик, благодаря его малому росту и очень выдающейся нижней челюсти. По временам в общую беседу вмешивался батюшка – отец Василий, его степенная негромкая речь резко отличалась от остального говора, но ее быстро заглушали другие голоса, и оживленнее всех раздавался, как всегда, раскатистый смех Клеопатры Сергеевны – учительницы русского языка в младших классах.
Клеопатра Сергеевна Коврижкина, вечная хохотунья, была общей любимицей всех пансионерок. Впрочем, дети любили ее не только за неизменно веселый нрав, но также и за ее вечный антагонизм с учителем истории Фокиным.
Строгого Фокина ученицы не особенно жаловали, считая его чересчур взыскательным и несправедливым.
Ирина с замиранием сердца прислушивалась к этим знакомым голосам и никак не могла себе представить, что отныне все это ее коллеги и что она сейчас должна будет зайти в учительскую, не приседая по-прежнему, как два года тому назад, а как равная, в качестве классной дамы на младшем отделении, где преподавала Клеопатра Сергеевна.
Ирина озабоченно обдергала на себе свою узенькую и, к немалой досаде, чересчур короткую юбку и постаралась придать своему смущенному личику как можно более сосредоточенный и деловой вид.
– Фомочка! – раздался позади ее громкий голос Дальхановой. – Вы чего ж это в коридоре дежурите и не идете в учительскую? Голову даю об заклад, – смеялась начальница, – что вам ни за что не переступить этого Рубикона без меня! Пойдемте же, я сама представлю вас вашим товарищам.
– Здравствуйте, господа! – проговорила Глафира Николаевна, входя в учительскую рука об руку с Ириной и приветливо обращаясь к присутствующим, почтительно поднявшимся с места при ее появлении. – Вот, господа, рекомендую вам вашего нового коллегу и временную заместительницу Анфисы Дмитриевны. Прошу любить да жаловать. Узнаете?
– Фомочка, кого я вижу, наша Фомочка?! – тотчас же воскликнула Клеопатра Сергеевна, радостно протягивая ей обе руки. – Господи, да как же выросла она, как похорошела, совсем не узнать больше! – Клеопатра Сергеевна без церемонии привлекла к себе молодую девушку и громко расцеловала ее в обе щеки. – Ну а вы-то еще не забыли меня, Фомочка? – уже смеялась она. – Помните, как я сердилась на вас за то, что вы вечно подсказывали в классе и всем лентяйкам сочинения писали?
Ирина так густо покраснела и смутилась, что добродушному Федотову даже стало жаль ее.
– Ну тоже выдумали уж, о чем вспоминать, Клеопатра Сергеевна, да еще в первую же минуту. Кто старое помянет, тому глаз вон! – весело расхохотался он и дружески протянул Ирине свою огромную волосатую руку, в которой так и утонула ее маленькая смуглая лапка.
Молодая девушка подняла на него робкий благодарный взгляд и одним только этим взглядом сразу завоевала себе расположение старого учителя.
Батюшка, Антипов и Фокин также раскланялись.
Фокин казался необычайно мрачен. Ирина так и ждала, что вот-вот он сейчас спросит: «А позвольте узнать, мадемуазель Фомина, в котором году бежал Магомет из Мекки в Медину?!» Такой распротивный год! Она всегда путала его, но сегодня почему-то это злополучное число сразу вспомнилось ей. «В 622 году!» – мысленно повторила про себя молодая девушка и даже обрадовалась.
На этот раз Фокин не собирался задавать ей никаких вопросов. Он напускал на себя такую излишнюю суровость только потому, что желал как-нибудь скрыть от насмешливых и пытливых глазок Клеопатры Сергеевны, до какой степени его поразила красота молодой девушки.
Зато Антипов даже и скрывать не желал своего восторга. Голубые навыкате глаза его чуть ли не с благоговением смотрели теперь на их молоденькую будущую коллегу. «Какой у него, однако, огромный рот!» – с досадой подумала Ирина. Увы, она находила, что бедный Антипов никогда еще так сильно не напоминал Щелкунчика, как в эту минуту.
Молодая девушка была очень довольна, когда звонок в коридоре возвестил учителям, что пора расходиться по классам, и она могла наконец избавиться от всех этих любопытных взоров.
Однако этим утром ей предстояло еще одно испытание, и, пожалуй, гораздо более важное – генеральный смотр со стороны детей!
Прежде чем начинать уроки, все пансионерки обыкновенно собирались в большой рекреационный зал на утреннюю молитву и только после этого расходились по классам.
Ирина нарочно забилась в самый отдаленный уголок зала, но, разумеется, ей и там не удалось остаться незамеченной. Появление новой классной дамы в пансионе Дальхановой составляло целое событие для детей, и взоры всех учениц, как больших, так и малых, были теперь неизменно обращены в ее сторону.
Ученицы второго класса, разумеется, знали, что эта молоденькая девушка временно назначена к ним на место Анфисы Дмитриевны. Почитательницы последней уже успели решить между собой, что они ни в каком случае не станут слушаться и не позволят командовать над собой какой-то девчонке. Заметив сразу, до какой степени их любопытные взгляды смущали бедную девушку, они нарочно старались теперь не спускать с нее глаз и ужасно радовались, что им удается заставлять почти до слез краснеть несчастную Ирину.