Весной, в субботу
Шрифт:
– Антонина Фёдоровна, подойдите!
– инженер стал показывать восстановленный станок мастерице.
Шумилова закончила работу и сразу же пошла умываться. Но вот досада: холодной воды почему-то нету, а горячая - как кипяток. Она прикрыла кран, чтобы капало по капле, но и капли были горячими, обжигающими. Вечно у ней так: какая-нибудь мелочь испортит. Провозилась с мытьём долго, поспешила переодеться и выбежала из корпуса. Где Виктор Геннадьевич? Уже ушёл?
Нет! Стоит у проходной, будто ждёт кого. Её, что ли?.. Вот молодец!
– Жду вас, Анна Егоровна, - подтвердил
– А то мы не попрощавшись. Нехорошо как-то.
Они вместе пошли по улице, продавливая тёмный, подтаявший снег.
– Фу, как жарко!
– сказал он.
– Весной пахнет.
– Ага, весной, - согласилась она, чувствуя, что ей тоже жарко в новом пальто.
– Вот поэтому у вас и настроение хорошее.
– Да ну! Весна на меня уже не действует, - опровергла, но - тоже с улыбкой.
– Станок-то добили?
– Добил.
– Однако долго вы с ним мучились.
– Нормально, три дня. Но если б во второй раз пришлось, хватило бы трёх часов.
– Вот и оставались бы у нас. А то наши мужики не очень тянут.
– К сожалению, невозможно. Меня уже в сборочном ждёт подарочек. И ещё где-то. По всему заводу рыскаю.
– Ну, а если откажетесь от подарочков, тогда кто берётся?
– Я не отказывался ещё, Анна Егоровна.
– И по субботам приходится?
– И по воскресеньям тоже. Всякое случается.
Вон как! Покоя не знает мужик, даже по выходным. Она чисто по-женски пожалела его неустроенность и, чувствуя уже достаточно с ним знакомой, по-свойски спросила:
– А как получилось, что вы до сих пор без семьи?
Он очень удивился, даже застыл на месте.
– Почему вы так решили, Анна Егоровна? У меня есть семья. Жена, дочь школу заканчивает.
Ей стало так весело, что хоть плачь. "Вот дура-то баба! Вот навыдумывала!"
Виктор Геннадьевич вежливо, за локоток, подсадил в маршрутку, а сам зашагал в противоположную сторону.
В своих прогнозах Шумилова не ошиблась. Братья проснулись, и младший, позавтракав, убежал на манящую его улицу. Дмитрий же обложился учебниками, тетрадками, включил компьютер. Но вскоре, как и предполагала Анна, в гости пришёл бывший муженёк. Вот уже года два, как повадился ходить. Вначале - изредка, с робкой просьбой "одним глазком глянуть, как вы тут", потом всё чаще, всё уверенней и теперь ни одного выходного не пропускал, да и в будний день норовил заскочить. Анну он по-прежнему остерегался, с младшим общего языка не нашёл и подгадывал так, чтобы дома оставался один Дмитрий. И сегодня, едва переступив порог, сразу спросил:
– Мать дома?
– Нет, на завод ушла.
– А! Ну ты-то меня, надеюсь, примешь?
– Конечно, о чём разговор.
– Самое трудное для Дмитрия было, как его называть. И отвечал так, безлично - не на "вы" и не на "ты".
Гость разделся, пригладил поседевшие на висках волосы и прошёл в комнату.
– Грызёшь гранит науки?.. Ну, не помешаю. Я ненадолго.
Всегда так говорил, но, случалось, торчал по несколько часов.
– Сейчас Венедикта во дворе встретил. Обменялись рукопожатием.
– Шумилов-старший поморщился.
– Теперь суставчики ноют. Он жал и улыбался. Я, конечно, тоже улыбался, чтоб на высоте положения быть, но... больно ведь. Откуда у него такая сила?
– Специально тренировался, - ответил Дмитрий и невольно улыбнулся.
– Ребром ладони обо что попало стучит и резиновый бублик без конца сжимает.
– Гм... И единственно, чтобы поразить меня рукопожатием?
– Возможно. А денег он не просил?
– Да, да, просит. Но на этот счёт мне дана строгая инструкция твоей матерью. И совершенно справедливо: деньги в таком возрасте особенно портят человека. Хотя, признаться, поначалу сам ему предлагал. Сознаю: дешёвым способом хотел завоевать репутацию... А как у него в школе дела?
– Всё так же. Перебивается с двоечки на троечку. Ума не приложим, что с ним делать.
– Дмитрий заговорил материнскими словами и с её же интонацией.
– Хотя бы уж восьмилетку закончил. А дальше - вряд ли потянет. Да и сам не хочет. Я, говорит, и без институтов проживу. Ему бы какой-нибудь профессией овладеть.
– А если в колледж пристроить?
– деловито спросил Шумилов и сам же ответил: - А что - это мысль! И я, со своей стороны... я всячески постараюсь помочь.
Он принялся расхаживать по комнате. Это старая его привычка. Сейчас разразится длинной речью.
– Мне очень хотелось бы что-нибудь для вас сделать. Очень-очень жаль, что обстоятельства разобщили нас, и я теперь приходящий. Да-да, мне очень горько. Можно начистоту? В своё время твоя мать показалась мне неинтересной, приземлённой, что ли, а о себе я был преувеличенного мнения. Прямо сказать, гордыня обуяла. Серафим Петрович - это человек! Серафим Петрович - это звучит гордо! Но Серафим Петрович не состоялся. Теперь я себя вижу не интересным, а твою мать... Знаешь, есть люди, в молодости ничем не выделяются, но с возрастом - расцветают. Анна относится к ним. Я робею в её присутствии. Слышишь, Дмитрий, твоя мать - замечательная женщина. Ты согласен со мной?
– Я и раньше так думал.
Шумилов ходил взад-вперёд и говорил, говорил... иногда останавливался возле сына и требовал подтверждения. Дмитрий в который раз отвечал "да" или "так", иногда чисто механически, задумавшись и не очень улавливая, что от него требуют. И было ему досадно и жалко смотреть на этого неприкаянного, не в меру суетливого человека, с которым вторично, после полузабытых детских воспоминаний, познакомился два года назад и который и есть его родной отец.
– Только с тобой, нахожу общий язык, - продолжал папаша.
– Ты мою фамилию носишь. Слышал выражение: "глас вопиющего в пустыне"? Про меня сказано. Без тебя - всюду для меня пустыня. Без преувеличений говорю. Хотя сам теперь постоянно вращаюсь в кругу молодёжи, но ни они мне, ни я им не интересен. Ты человек целеустремлённый, не без способностей. Тебе прямой путь в науку! Однако замечу, что наряду с настойчивостью и целеустремлённостью ты мягок и слабохарактерен. Можешь не реализовать свои возможности - вот что страшно! Укрепись же духом и стань твёрдым, даже настырным. Пока этих качеств тебе явно не хватает.