Вихрь переправ
Шрифт:
– Что-то ты неважно выглядишь, приятель, – заметил Виктор.
– Что, вид совсем неважнецкий? – с натяжкой улыбнулся Матфей.
– Ага, умученный какой-то.
– Да плохо сплю в последнее время. Из-за работы. Сам знаешь, как хочу всё послать к чёрту и уйти. Только пока некуда.
– Из-за работы ли? – Виктор вдруг хитро улыбнулся и подмигнул. – А может, из-за девушки?
– Если б.
– Да ладно, Маф, – упрямо гнул Виктор. – Я же знаю, как ты сохнешь по нашей Ласточке.
– С чего это ты взял? – Матфей напрягся ещё больше, и тут лицо потеплело от притока крови к щёкам. – Это ж Нил к ней неровно дышит.
– Да вы оба в неё втюрились! –
– Не говори ерунды, Вик! – раздражённо рявкнул в ответ Матфей, но отчего-то ещё гуще покраснел.
– Ага, вон и уши горят у тебя, врунишка! – отдуваясь от очередного приступа смеха, Виктор указал пальцем.
– Потому что ты всякую чушь несёшь! Блин! Я зря зашёл.
– Стой! – пресёк вставшего гостя враз посерьёзневший хозяин дома. – Чего ты сразу бычишься? Шуток не понимаешь? Взрослый, а ещё дурень.
– Шутки твои порой через край, – буркнул Матфей.
– Ну, извини, не хотел задеть. Ты ведь такой аленький цветочек, стоит о Юнке хоть слово сказать, – шутливо заметил Виктор, но тут же поспешно добавил, заметив, как недобро нахмурился Матфей. – Ладно-ладно, молчу. Ты жрать хочешь? Я после работы умираю, как хочу. Только и успел собак да кота накормить.
Если юмор у Виктора был неуклюжим и порой несколько бестактным, то гостеприимство с лихвой покрывало этот незначительный недостаток. Разделив с другом неприхотливый ужин из отварного картофеля с пряной сельдью и овощным салатом, и с неохотой распрощавшись с ним, Виктор взял обещание с Матфея заглянуть к нему если не на следующий день, то в самое ближайшее время.
Собаки по-прежнему лежали бочками друг к другу на том месте, где их оставили друзья. Но когда Матфей проходил мимо, обе задрали остроносые как у лисиц, мордочки и сопроводили гостя внимательным взглядом до самых ворот, словно удостоверяясь, что теперь всё на своих местах, а пришлый человек там, где ему и положено быть.
Солнце уже пересекло западную черту горизонта и тянуло за собой, словно павлин веерный хвост, малиново-медовый шлейф заката. Ветер набрался смелости и задиристо трепал непокрытые головы прохожих, мгновенно переключаясь с людей на деревья, силясь сорвать с крепких и жадных ветвей остатки осенней роскоши.
Матфей медленным шагом приблизился к родной калитке и уже собирался переступить её порог, предвкушая сладкое блаженство отдыха на кровати, а чуть позднее вкусный чай в компании матери. Юстин последние дни возвращался поздно с работы, поэтому Матфей считал своим долгом до прихода отца скрасить мамино ожидание беседой за чашкой чая.
Что-то было не так. В голове застучали молоточки беспокойства, а кожа мгновенно покрылась мурашками. Матфей вздрогнул от мощной волны адреналина пронёсшейся по его телу. Позади кто-то наблюдал за ним, юноша это чувствовал также ясно, как если бы мог видеть. Кто-то, на кого до жути не хотелось смотреть и от кого отчаянно желалось бежать без оглядки.
Он обернулся. На пустом клочке Пихтовой улицы, окрашенном в золотисто-малиновый, недвижно стоял мальчик. Тот самый, что неделю назад оставил Матфею неприятный осадок впечатления. Он вновь был одет не по погоде легко, снова пялился тёмными пустыми глазницами, широко раскрыв беззубый рот, то ли беззвучно крича, то ли вдыхая воздух меж синевой растянутых губ.
– Эй, пацан! Ты кто такой? – боязливо выкрикнул Матфей.
Мальчуган не ответил, продолжая стоять как истукан, не
– Ты чего на меня так вылупился? – ещё громче рявкнул Матфей, надеясь вспугнуть зловещего вида детскую фигурку. – Тебе чего надо?
Отчего-то вдруг воздух заколыхался и сделался тяжёлым и ледяным, зловещий образ упрямо продолжал стоять недвижно, но на мгновение Матфею показалось, будто ветер, до поры ровно дувший в одном направлении, внезапно закрутился в узкий полупрозрачный водоворот и толстым канатом прошёл от груди Матфея к разверзнутой глотке уродливого мальца. Земля закачалась под ногами, словно не твердь была внизу, а болотная жижа. Матфей испугался, что утонет сейчас, погрузится в темноту – сначала по щиколотки, потом по колени и так до самой шеи, а после захлебнётся в этой жидкой земле.
Где-то над головой пронзительно вскрикнула птица и в спешке оставила гибкую ветвь берёзы, будто спасаясь от неведомого зла, заставившего землю ходить ходуном. Шелест покинутой берёзы и надсадная трескотня улепётывавшей птахи, вывели из минутного оцепенения юношу. Не соображая, что делает, Матфей рванул вниз по Пихтовой улице, горя единственным желанием: оторваться, отцепиться от чудовищного видения.
Дома с деревянными и кирпичными фасадами, расчерченные аккуратными, выбеленными квадратами окон и прямоугольниками дверей, пролетали мимо одной сплошной блёклой массой в стремительно наступавших сумерках. Пару раз Матфей оглянулся – никого позади не было. Даже прохожие ещё не столь редкие в этот час перестали попадаться на пути, будто их за раз вычеркнули из анналов города. Пихтовая улица, Вишнёвый переулок, Айвовый тупик – зияли безлюдной пустотой. Матфей выбежал в Шелковичный проулок и, сбавив шаг, поплёлся шумно отдуваясь. Тело сильно взмокло под курткой, и пот противными тёплыми струйками стекал по вискам, скапливаясь под подбородком.
Решив, что оторвался, хотя уже не совсем понимая от чего именно, Матфей брёл по щербатому асфальту, решив вернуться обратно в Айвовый тупик и с него вырулить на Каштановый бульвар. Получался приличный крюк, но, в конечном счёте, Каштановый бульвар перехлёстывался с Пихтовой улицей узкой лентой грунтовки, именуемой Берёзовой Тропкой. Тупик представлял собой курью лапку: от высокой гранитной стены – исходной точки, построенной и оставленной потомкам с неясной целью неизвестным предком, тянулись четырьмя лучами два длинных переулка, один бульвар и коротышка-проулок. Тополиный и Вишнёвый переулки, Каштановый бульвар и Шелковичный проулок. Забавным фактом было то, что Айвовый тупик, кроме сорной мелкой растительности, не имел ни единого деревца, а в его теневой глуши не желали селиться даже самые неприхотливые кустарники. Оставалось гадать, почему он носил имя одного из ароматных представителей фруктовых деревьев.
В Айвовом тупике стоя в центре, Матфея ждал мальчик. Как только их взгляды сошлись, страх накрыл Матфея с головы до ног, как тяжеленный тулуп, обездвижив и лишив дара речи. Твердь под ногами вновь ожила и заволновалась, а призрачный воздушный канат, уплотнился и приобрёл мутный серый оттенок, беря широкое начало из груди юноши и оканчиваясь узким концом в бездонной глотке маленького чудовища.
Страх возрастал, а силы Матфея таяли. Канат закручивался и сгущался сильнее, утратив всякую прозрачность. Воздух наполнился запахом пыли и противным сладковатым душком тлена. Голова юноши закружилась, а свет начал меркнуть в глазах. Ещё немного и он упал бы на землю бездыханным.