Власть подвала
Шрифт:
Названия улиц, которые я читал, мне ни о чем не говорили, хотя звучали стандартно. К счастью, здесь не было улицы великого фюрера или переулка имени энного партсъезда. Полицейские носили неагрессивную бежевую форму. Я прошел мимо двух кинотеатров и в обоих шел фильм: «А ну, счастливчик». Очередь у кассы была небольшой. Я подошел к самому окошку и увидел, что денежные единицы здесь были мне совершенно незнакомы. Люди в очереди вели себя спокойно. Светило мирное солнце второй половины дня. Я сел на светло-зеленую скамью с шишечками по верху спинки и стал наблюдать. Вскоре я увидел двух женщин, которые не имели рук.
Во всем остальном они были нормальны. Обеим лет по сорок пять или чуть больше. Одна полная, другая среднего телосложения. Рук нет вообще, так, будто никогда и не было. С узких плеч свисают пустые рукава. Иногда больше узнаешь, когда смотришь на того, кто смотрит. Все встречные люди вели себя естественно, даже мальчишки не пялились на двух калек. Это значило только одно: женщины без рук здесь так же нормальны, как и женщины с руками.
В кармане моего пиджака постоянно лежит блокнот и две авторучки. Это привычка, которая появилась давно, в самом начале моей работы. Мне нужно записывать детали, потому что именно в деталях проявляет себя случайность. Я достал блокнот и то, что я прочел там, показалось мне полной чепухой.
Я сидел в парке на скамье, мимо шли люди, вечер был тих и мирен, я не знал куда я иду и откуда я пришел, но мне было хорошо здесь. Я помнил свое имя, но не помнил своих родителей или своего дома, я не помнил своего детства или даже того, что происходило вчера. Моя память исчезала стремительно, как капля воды на горячем утюге. Единственной зацепкой был блокнот, к счастью, уже исписанный до предпоследней страницы.
Я начал читать все подряд. Какая-то собака загрызла какого-то фермера.
Какой-то подвал, в котором кто-то живет. Какой-то прибор перехода. Какая-то женщина, говорящая загадками. Какой-то бессмысленный разговор о луне. Цитаты? На этом месте я вспомнил. Ничего себе. Еще немного, и я бы забыл все окончательно.
Возможно, что переход из мира в мир стирает память. Или это был неудачный переход. Как бы то ни было, я продолжу мой блокнот и буду заглядывать в него при первой же возможности.
Пока я листал странички, женщины ушли. Я пошел за ними, в том направлении, в котором они исчезли. На одной из них была яркая зеленая кофточка и я надеялся заметить эту кофточку среди людей. В этом мире была своя загадка и я хотел ее разгадать. Но вскоре я увидел еще одну женщину без рук.
В этот раз женщина была молода, а на руках у нее не было лишь кистей. Она довольно умело управлялась со своими обрубками и сейчас стояла у киоска, собираясь купить мороженое. Я смотрел на нее; кажется я стоял, как вкопанный.
Она обратилась ко мне.
– Пришелец, помогите пожалуйста.
Я помог ей расплатиться и подержал сумочку. Потом она надела сумочку на локоть и взяла мороженое двумя обрубками. Она была весела и улыбчива.
Собственное уродство ее ни капли не смущало.
– Откуда вы знаете, что я пришелец?
– А разве не так? Вы пришли из других миров.
– Да.
– По вашему костюму. Здесь таких не носят. Как вам у нас нравится?
– Я еще не привык.
– Привыкайте. Если вам некуда идти, то можете пока пожить у меня.
– Соблазнительно. А вы меня не боитесь?
Она засмеялась коротким мелодичным смехом, от которого тают мужские сердца.
– Вы, пришельцы, всегда задаете этот вопрос. Насильники и убийцы не приходят к нам. Через границу идут только любопытные романтики, которым не сидится на месте. Идемте скорее, это же так интересно, я хочу расспросить вас, пока вы не все забыли. Сядем на трамвай, хорошо?
Мы сели на трамвай. Вместо привычного пластика и обтекаемых форм я увидел деревянные лакированные скамьи, стоящие в один ряд с каждой стороны. Кажется, что-то подобное я видел в очень далеком детстве. Она оторвала талончик, бросила монетку и села рядом со мной.
– Вы говорили, что я могу все забыть, – сказал я. – Почему так?
– Вы и этого не знаете. Конечно, не знаете. Когда переходишь через границу, то память держится всего час или два, а потом так привыкаешь, что все забываешь и навсегда остаешься жить на новом месте. Поэтому и идут одни романтики.
– А отчаявшиеся и самоубийцы?
Она задумалась.
– Никогда. Вы знаете, никогда. А почему – не знаю. Рассказывайте прямо сейчас. Это же так интересно. Как там было и почему вы ушли?
– Там все то же самое. Может быть, люди чуть беднее, злее и агрессивнее. Но в разных странах по разному.
– Угу.
Она доела мороженое и ловко вытерла обрубки платком.
– Все тоже самое, кроме…
– Что «кроме»?
Я не смог договорить.
– Я пока не уверен. Но я скажу потом.
– Если сможете вспомнить. А зачем вы пришли?
– Я ищу свою родину.
Она сделала круглые глаза. С каждой минутой она нравилась мне все больше.
То, что показалось бы примитивным или пошлым у земной женщины сейчас смотрелось очень мило. Наверное, дело в естественности. Она очень естественна, она никем и ничем не притворяется, чего не скажешь о земных красавицах. Я даже начал забывать о ее уродстве.
– Но это же невозможно! – удивилась она.
– Как невозможно?
– Никто не может найти свою родину. Я сейчас объясню. Ты всегда возвращаешься, если только возвращаешься, не в то место, откуда пришел. Миров много, а ты один. Сколько раз переходишь границу, столько раз оказываешься в новом месте. И потом, ты забываешь. Всегда же все забываешь. Никто не может узнать свою родину, потому что никто ее не помнит.
Я достал из кармана блокнот и записал несколько строчек.
– Что это? – спросила она.
– Записная книжка. Я записываю сюда все, что могу забыть.
– Помогает?
– Пока помогает.
– Но вы так не выдержите долго. Это ведь скучно: все писать и читать, писать и читать. Когда-нибудь вы бросите и все равно все забудете.
– Я записываю уже пять лет.
– Ну вот видите, – сказала она, – всего-то пять лет. – А родину вы потеряли намного раньше, да? Как же вы ее узнаете?