Власть подвала
Шрифт:
Внизу, у набережной, завывал горячий прибой. Несло мидиями и навозом. На западе, со стороны мыса Эспартель, скалы были покрыты желтыми маргаритками. Бродили козы. Начинал дуть сильный ветер от Тибести.
– Ближе к делу.
– Был закат и облака были розовыми. Когда девочка переходила через мост, она посмотрела в сторону заката и на небе, прямо над акациями, она увидела тот самый сказочный замок из облаков, который только что появлялся в фильме.
Случайность, просто несчастная случайность. Дальше все просто. Фильм был о человеке, который научился летать. На девочку что-то нашло. Она подошла к краю моста, пролезла под перилами и сделала шаг прямо в воздух. Ей показалось, что она сейчас полетит. Она и полетела, но вниз.
– И что же?
– Травматолог уже закончил свою работу, теперь работает психиатр. У девочки плохая наследственность: несколько алкоголиков в роду и один случай шизофрении.
Прабабушка со стороны отца. Поэтому прогноз неутешительный. Она до сих пор верит, что может летать.
– Она будет здорова?
– А зачем? Пусть лучше она летает.
– Смогу ли я ее излечить?
– С моей помощью, – сказала она. – Смотри, здесь у меня открытый перелом.
Она подняла руками свою страшно опухшую ногу и показала мне. Из разорванных мышц торчал розовый осколок кости. Впервые женская нога вызывала во мне такое отвращение.
– Отлично выглядит, правда? Открытый перелом большеберцовой и двойной перелом лодыжки. Я не смогу прыгать со скакалкой целый год. А к тому времени я вырасту и мне уже не захочется прыгать со скакалкой. Никогда в жизни. Детство не повторяется. Разве это не печально?
– Почему, – спросил я, – почему ты помогаешь мне только в злых делах?
Почему ты отрицаешь добро?
– А ты знаешь, что такое добро? Ты же не бог.
– Я думаю, – сказал я, – что бог или та сущность, которую мы принимаем за него, не имеет знания добра и зла – сам бог ведь не скушал яблочка. Возможно, он и отличает добро от зла как красный цвет от синего или как семерку от двадцатки – но не более. Познать добро и зло он не может, потому что ему потребовалось бы познать боль. Это с одной стороны, а с другой – достаточно посмотреть на виражи человеческих судеб чтобы понять – добро и зло тут даже и рядом не сидели.
– Логично, – сказала она, – но ты не знаешь, о чем говоришь. Ты еще только эмбрион с зародышами жабер, а пытаешься перемудрить древних мудрецов. Почему ты думаешь, что я творю зло?
– Одно из возможных определений состоит в том, что добро это все то, что соответствует некоторой цели, а зло все то, что действует в противоположном направлении. Такой была библейская этика и коммунистическая: добро это все то, что помогает построить коммунизм или соответствует божественной цели для нашего мира. Но в первом случае была выбрана лишь одна из частных целей, каких можно придумать великое множество, а во втором – цель, которой мы не знаем. Но наш мир существует уже довольно давно и можно увидеть, если не конечную цель, то направление, в котором он движется. Он движется от хаоса ко все большей структуризации, от примитивности к усложнению структур, от медленного движения к убыстрению эволюции. Поэтому злом будет разрушение, а добром созидание. Ты разрушаешь.
– То что зло для кошки, то добро для мышки, – сказала она. – Ты споришь только потому, что все еще чувствуешь себя человеком. Я хочу раскрыть тебе глаза. Люди спят, не правда ли?
– Ну и что?
– Больше никто не спит. Никто, кроме людей. Сколько бы миров ты ни посетил, ты никогда не увидишь спящего. Почему эволюция в вашем мире не создала неспящее или хотя бы малоспящее существо? Оно бы имело большие преимущества. Ведь во сне становишься беззащитен.
– Наверное, иначе нельзя. Нужно отдыхать.
– Нужно отдыхать, но спать необязательно. Все живые существа вашего мира были выведены искусственно. Все они, включая людей, всего лишь скот, всего лишь дойные коровки. Та информация, которую они накапливают за день, выкачивается из них ночью. Эта информация идет сюда. Вот зачем нужны сны. Вот почему в вашем мире нет неспящих существ. Ваш мир был задуман ограниченным, он как загон для скота. Оттуда невозможно выбраться. А границы между другими мирами прозрачны, в чем ты мог убедиться сам. Только ты можешь двигаться туда и обратно, но ты не человек. Поэтому ты мне нужен.
– Вы высасываете информацию даже из младенцев?
– Нет, к человеческому ребенку подключаются лишь тогда, когда он начинает проявлять индивидуальное сознание и становится интереснее животного: в возрасте двух или трех лет. Как раз в этом возрасте дети перестают любить ночной сон; они устраивают любые истерики, лишь бы не идти спать. Но это просто с непривычки.
– Но, – сказал я, – если человечество это столь полезные дойные коровки, то зачем же его уничтожать?
– Это стадо нужно заменить новым. Оно выродилось. Слишком сильно упало качество информации. Люди уже не видят, не слышат и не воспринимают реальных вещей, они ушли от реальности в свои выдуманные квазипространства. Вместо ценности у них деньги, вместо детства – учеба, вместо игры – спорт, вместо созидания – менеджемент, вместо информации – реклама, вместо зрения – компьютер.
Вместо хороших книг – плохая музыка. И так далее. Люди потеряли свою ценность.
Кроме того, человеческая техника так развилась, что вскоре позволит людям проваливаться сюда. Этого нельзя допустить. Мы сотрем эту расу и засеем землю семенами новой.
– Мы? Это ты и я?
– Не только. Но тебе предстоит стать ангелом смерти. Пока что ты лишь начинаешь шевелить зародышами своих крыльев, но я научу тебя, ты подрастешь, ты станешь страшен и могуч. Ты будешь почти всесилен. Они еще узнают, какой может быть власть подвала.
– Я не хочу быть Антихристом.
– Прийдется. Это ведь не подвал крепко держит тебя, и не человеческая злая воля. Тебя держу я, и держу так крепко, что ты даже пошевелиться не можешь без моего ведома и позволения.
– Все это значит и еще кое-что, – сказал я. – Это значит, что, даже если я восстану против тебя, ты меня не убьешь. Ты будешь меня мучать и терзать, но не убьешь. Потому что другого, такого как я, у тебя нет. Поэтому я тоже буду ставить свои условия. Отойди с дороги, я пойду туда, куда мне захочется.
– Да ради бога, иди.
Она отодвинулась.
11
Мне не хотелось возвращаться на землю. Были ли они действительно дойными коровками, или не были – не в этом дело. Просто в какой-то момент разговора я почувствовал, что ломаюсь. Мне уже не хотелось спасать людей или хотя бы произносить фразы в их защиту. Они убивают и мучают друг друга – так пусть и пропадают, если этого хотят. В сущности, каким бы цивилизованным ни был отдельный человек, все люди вместе – злобные и подлые дикари. Как только одна из стран чувствует свою безнаказанность, она сразу же нападает на другую и начинает убивать направо и налево. Никакие звери не ведут себя так. Все это мне надоело.