Влюбленные в Лондоне. Хлоя Марр (сборник)
Шрифт:
Он все еще размышлял о странностях жизни, когда со сложенным листком бумаги к столику подошел официант. Но это был не счет.
– От мисс Марр, мистер Раш. Она только что ушла.
С внезапной тревогой Барнаби сообразил, что полтора часа не думал о Хлое.
«Кто она, дорогой? – писала Хлоя. – Я отчаянно ревную».
Глава XIII
1
На следующее утро Хлоя поднялась рано.
– Это почта, Эллен? – крикнула она из ванной. – Что-нибудь волнующее?
– Уйма счетов, –
– Надо будет как-нибудь это уладить.
– Одно от мистера Раша… Опять этот мистер Хиндж… О, и одно от миссис Клейверинг! И какой-то новенький, это будет…
– Скорее всего Бейзил. Он поэт, я тебе не рассказывала?
– По виду не скажешь, но ему лучше знать. Еще страховка на машину… Да, кстати, в прошлом месяце мы получили последнее уведомление.
– Проклятие, выпиши чек, ладно? И принеси мне письмо мистера Раша. Остальное положи где-нибудь.
Эллен принесла письмо в ванную.
– У вас опять вода слишком горячая, – сказала она сквозь пар.
– Зато жир сгоняет, – ответила Хлоя, протягивая руку из ванны. – Лучше позвони, чтобы принесли завтрак. Я через минуту выйду.
Барнаби писал:
«Прекрасная, дорогая моя!
Она дочка священника. Ее фамилия Норваль. На холмах Лоумшира [79] ее отец питает свою паству медоточивыми текстами, которые учат сельского моралиста умирать в торжественной уверенности, что восстанет для блаженства («Милтон, Грей и Ко» под редакцией Б. Раша). Теперь расскажи, с кем была ты. И не забудь, красавица, что в четверг у нас ленч.
79
Вымышленное графство, означающее глубинку, название которого часто использовали английские писатели.
Она читала медленно, сперва с легкой улыбкой, потом хмурясь. Она уронила письмо на коврик, потом поглубже ушла в воду, потом протянула за ним мокрую руку, снова прочла и снова уронила. Вытираясь, она развлекала себя попытками подобрать его пальцами ног и положить – не сгибая ногу – на тумбочку у зеркала. Второй ногой она повторила все в обратном порядке, что было гораздо сложнее. Возбужденно позвала Эллен потом пробормотала: «О, не важно», – и вернулась к упражнениям с письмом без зрителей.
В спальне она порвала его на очень маленькие клочки и бросила в корзинку для мусора.
– Завтрак вот-вот подадут. Я велела принести яйцо, пойдет вам на пользу. До ленча вам еще долго ждать, – сказала Эллен. – Вы только что звали?
– Ты могла бы подобрать листок бумаги пальцами ноги и положить на тумбочку в ванной, не сгибая колена? – Хлоя вскрывала и читала остальные письма.
– Нет.
– А я могу.
– Вы моложе меня. И у вас ноги длиннее.
– Возможно, в этом дело. Посмотри, что у меня на четверг. На время ленча.
Заглянув в книжицу, Эллен сказала:
– Мистер Раш.
Хлоя сделала удивленное лицо.
– Где чек? Надо бы его подписать. Запиши Крокстон на следующую субботу.
Отложив письмо Китти и вскрыв письмо от Бейзила, она пробежала
– Вам, наверное, пора одеваться? – предложила Эллен и, достав карандаш, перевернула страницу. – Уик-энд, Крокстон, – сообщила она и стала ждать с занесенным над книжицей карандашом.
– Проклятие, каждый месяц приключается. Кажется, ты их куда-то затолкала.
– Не глупите, мисс Марр.
– Все кругом сплошная глупость, если хочешь знать мое мнение. Лучше уж в Крокстон, чем куда-то еще. Запиши. Чек у тебя?
Она оделась, она позавтракала, она собралась, ее машина ждала внизу. С последним предостережением Эллен вести осторожно, потому что она не застрахована «или страховой агент заявит, что вы не застрахованы», на которое она бросила: «Обязательно, дорогая. Буду хорошей девочкой!» – Хлоя уехала.
2
Закутанный в плед Иврард Хейл сидел, откинувшись в шезлонге на верхней палубе первого класса, и, поглощая полуденный суп, беседовал с миссис Понт-Пэдвик. Ему не слишком нравилась миссис Понт-Пэдвик, но нравились мысли о Хлое, на которые она его наводила. Через неделю он повернется, и перед ним… будет Хлоя. Таким счастливым он не чувствовал себя уже много лет.
Миссис Дора Понт-Пэдвик была вдовой «Эласто-пояса Пэдвика». В восемнадцать лет ей выпала привилегия представлять «Эласто-пояс» «в многочисленных его элегантных разновидностях» заинтересованным представительницам своего пола; и хотя ей полагалось говорить: «Только посмотрите, что творит «Эласто-пояс» с моей фигурой», большинство зрительниц сразу понимали, что фигура Доры творит с «Эласто-поясом». Чтобы заставить зрителей вспомнить и о Пэдвике, на сцену вместе с Дорой выходила пухленькая толстушка, воплощавшая принцип Утянутой Дородности, улыбками и ямочками подчеркивая, что и к другим талиям тоже может вернуться надежда. На мгновение Лили и Дора становились для зрительниц своего рода символами «До» и «После», пределов, в которые укладываются все научные изыскания.
Однажды на показе объявился джентльмен. Дора вернулась в гримерную, чтобы переодеться из модели «Сильфида» в «Виолетту», хихикая: «Ах-ах, там джентльмен!» Она считала, что должна быть шокирована, но находила, что испытывает приятное возбуждение. Несколько минут спустя вернулась в «Диане» Лили и расстроенно сказала: «Это всего лишь старый Пэдвик». И хотя мистер Пэдвик мог похвастаться благородными сединами, короткой бородкой и беззаветной преданностью своему бизнесу, даже он был не лишен человеческих качеств. «Виолетта» убедила его, что его вдовство чересчур затянулось.
Они зажили со всеми удобствами, но скромно в маленьком домике в Саттоне. Когда муж умер, Дора с удивлением обнаружила, что имеет две тысячи фунтов в год пожизненного дохода. Назвавшись миссис Понт-Пэдвик и заменив «Эласто-пояс» другим корсетом, она покинула Саттон.
– Только не сочтите за снобизм, сэр Иврард, – сказала она, – но я решила, что с меня Саттона довольно.
– Моя дорогая миссис Понт-Пэдвик, прекрасно вас понимаю.
– И с фамилией так же. Теперь признайтесь, сэр Иврард, когда я назвалась миссис Понт-Пэдвик, вы и не вспомнили про «Эласто-пояс», верно?