Влюбленные в Лондоне. Хлоя Марр (сборник)

Милн Алан Александр

– Не слишком.

Еще немного помолчав, она сказала:

– Хотелось бы, чтобы все было иначе.

– Никогда не бывает.

– Нет. Кто всем заправляет?

– Бог, наверное. Но я не знаю, кто он.

– И я тоже. И я не знаю, что он делает. Не знаю, есть ли ему чем гордиться.

– Нельзя все валить на него.

– Нет, я ни на кого ничего не хочу валить. Просто хочу знать, кто дергает за ниточки.

Он повернулся на нее посмотреть, но ее глаза были устремлены на дорогу впереди, а по ее милому профилю он ничего не смог прочесть.

– Что тебя тревожит, дорогая?

– Общая неудовлетворенность. Мне надо сменить передачу, голубчик, не обижайся. – Отняв

руку, она вернула ее на руль. – Не будь у меня здоровье такое отменное, я давно бы совершила самоубийство. А ты что думаешь о самоубийстве?

– Всегда есть завтра.

– В том-то и дело. Впереди всегда ждет проклятый день – в точности такой же, как любой предыдущий.

– Ты не можешь знать наверняка. Возможно, завтра ты кого-нибудь встретишь и влюбишься в него.

– Дорогой, я постоянно это делаю.

– Нет.

– Что ты хочешь сказать этим «нет»?

– Хочешь услышать?

– Да. Нет. Ладно, дорогой, скажи.

– Больше всего на свете тебе хочется счастливого замужества. Тебе хочется собственного мужа и собственных детей – трех: двух мальчиков и девочку. Тебе хочется собственный дом, чтобы им заниматься, сад, чтобы за ним ухаживать, детей в школе, чтобы им писать и планировать для них счастливые каникулы, собаку, которая каждое утро умоляла бы вывести ее на прогулку, старушек в деревне, чтобы с ними поболтать, и мужа, чтобы выслушивать о его делах, когда садитесь вечером обедать. Не знаю, будешь ли ты по-настоящему счастлива, и ты тоже не знаешь, но ты знаешь, что перед тем, как согласиться, должна быть твердо уверена в мужчине. Каждый следующий мужчина, которого ты встречаешь, может хранить ключик к твоему… воздушному замку. Ты поощряешь его любить тебя, ты пылко отзываешься на ухаживания, и… никакой огонь не вспыхивает. Но если этот претендент не подходит, всегда будет следующий.

Хлоя молчала так, что он решил, будто она не слышала или, услышав, обиделась. Но некоторое время спустя она сказала:

– Что со мной не так?

– Твой Барнаби. По твоим рассказам он мне понравился. Что с ним не так?

– Ничего. Он очень милый.

– Но ты его не любишь?

– Люблю, но только когда я с ним. Это ведь не любовь, правда?

– Нет.

– То, что ты сейчас сказал… это было восхитительно. Я едва не заплакала. Нет, мне правда хотелось. Но что, если ты Элизабет Барретт Браунинг, или Джейн Остен, или Эмили Бронте? Все равно ведь хочется писать. А кто станет писать книги тайком и урывками, между выгулом собаки и штопаньем детских носков? И если… Ох, милый, что, если дело во мне… сам знаешь, что я хочу сказать…

И Иврард закончил про себя с толикой горечи: «Если ты очень красива и если не хочешь тратить себя на мужа, на собаку и деревенских старух», а вслух сказал:

– Знаю. У тебя своя стезя и свое искусство. Но тогда тебе следовало бы этим довольствоваться. Что еще нужно художнику, если не завтра?

– Я – художник, которому вечно чего-то не хватает, – решительно сказала Хлоя.

Они ехали молча. На ум Иврарду пришли шутливые строчки:

Как ни крути, как ни смотри,Что хочется Хлое? Сердце внутри.

Но вслух он их не прочел.

3

Верно говорят, что если они ваши, пока были живы, то после смерти вы сохраните их навсегда. Какой-то друг написал ему что-то подобное, когда погиб Джонатан, а он рассмеялся и поместил в «Таймс» объявление, мол, благодарит за сочувствие многочисленных добрых друзей

и надеется, что в свое время напишет всем лично. Но не написал: сказать было нечего. Теперь он осознал, как это верно. Не погибни Джонатан, он уже вырос бы, и любое внешнее проявление любви между ними было бы дурным тоном, даже если бы имелась любовь, чтобы ее проявлять. Они встречались бы редко, писали бы друг другу как можно меньше. Он недолюбливал бы сноху или она его. Отец и сын расходились бы в вопросах политики или веры, у них были бы разные вкусы. Карьера сына обернулась бы разочарованием. Слишком много препон единству. А так все эти годы Джонатан не менялся, и все еще иногда, спускаясь летом к морю, держа мысленно Джонатана за руку, он вспоминал – теперь не печально, а счастливо – их первое вместе купание.

– В море ведь легче, правда?

– Гораздо.

– Это потому, что тебя соль поддерживает, и чем соленее, тем легче.

Тревожная краткая пауза, потом:

– А тут море очень соленое?

– Очень. Об этом даже в газетах пишут.

– Если бы там была сплошная соль, можно было бы просто сидеть сверху, правда?

На смех Иврарда Джонатан тоже рассмеялся – неотразимый смех, арпеджо чистейшего счастья.

– У тебя все получится. Любой, кто способен плавать в клубе «Бат», сумеет плавать в Атлантическом океане.

– Я не плавать боюсь, а того, что море такое огромное. Но я понарошку боюсь, потому что если ты тут, оно будет совсем доброе.

Увидит ли он когда-нибудь Джонатана? Никогда, если не считать внезапного возвращения видений прошлого – такие со всей яркой реальностью сна накатывали на него в Чентерсе. Только тут, ни в каком другом мире, мог жить Джонатан.

В то утро позднего октября, дожидаясь, когда спустится Хлоя, Джонатан ожил снова и подарил ему покой. В точности как понял Барнаби тем утром в спальне, так и Иврард понял вчера – с уверенностью, основанной на свидетельствах, которые не принял бы ни один суд, – что Хлоя никогда не будет его. Что она сказала и что не сказала, пока вела машину, достаточно все прояснило. На нее приятно смотреть, с ней замечательно разговаривать, но она не для него. Возможно, вообще ни для кого. С этого момента он превратился в ее опекуна, ее дядюшку, ее приемного отца. Хлоя и Джонатан – двое его детей. Он должен думать о ней так, если вообще будет о ней думать. Но лучше не думать.

Миссис Лэмбрик приготовила ей комнату в крыле для гостей и, по предложению Иврарда, устроила на ночь в гардеробной Джесси – в качестве горничной. Освежившись, Хлоя спустилась в небольшую обшитую деревянными панелями гостиную, которую он использовал под кабинет, с так хорошо знакомой насмешливой улыбкой.

– У тебя есть все, что хочешь?

– Да, спасибо, дорогой, только призрака королевы Елизаветы не хватает. Полагаю, она однажды там спала?

– Либо она, либо король Карл там прятался. Мы не совсем уверены. Сегодня ночью выяснишь.

– Надо же! Надеюсь, это будет Карл.

– Я про Карла Первого, знаешь ли, а не про Второго.

– О! Все равно надо посмотреть, что можно будет устроить.

– Слава Богу, Джесси будет при тебе компаньонкой. Мы не можем допустить скандала вокруг нашего благословенного мученика.

Хлоя посмотрела на него со все той же насмешливой улыбкой.

– Ты очень милый, Иврард.

– Спасибо, дорогая. Выпей коктейль. Обедать будем тут, если ты не против. Тут гораздо уютнее.

Трудно было сидеть наедине при свечах и не желать невозможного. «Моя племянница, – то и дело напоминал он себе в ходе обеда. – Только что обручилась со славным малым и в подробностях рассказывает о помолвке. А я ей – про Южную Америку. Моя племянница».