Влюбленный д'Артаньян или пятнадцать лет спустя
Шрифт:
От этого желания вздувалась голова и скрючивались пальцы, что привело к преступным деяниям Но Л а Фон не был обыкновенным мерзавцем. Будучи последние десять лет доверенным лицом столь блистательного дипломата своей эпохи как Пелиссон де Пелиссар, Ла Фон не мог не проникнуть в суть вещей и знал шахматную доску политической Европы не хуже Оксенштирны в Швеции и Оливареса в Испании.
Его глаза вспыхнули странным пламенем, когда однажды ночью его хозяин, опившись компотом из ревеня, заговорил вдруг во сне и произнес отчетливую фразу.
Час спустя Ла Фон нахлобучил шляпу, завернулся в черный плащ, вскочил на лучшую из буланых лошадей Пелиссона, вооруженный короткой шпагой и двумя пистолетами, и галопом покинул Рим, направив свой путь в Париж.
XXI. КАК ЛЕТАТЕЛЬНЫЙ АППАРАТ, КОТОРЫЙ НЕ ЛЕТАЕТ, ПРЕВРАЩАЕТСЯ В КАТАТЕЛЬНЫЙ, КОТОРЫЙ КАТИТСЯ
Как все возлюбленные, д'Артаньян проснулся в четыре утра. Час он размышлял, затем продремал до семи.
Его вырвал из забытья Пелиссон де Пелиссар.
Пеллисон вставал обычно очень рано – давняя привычка любовников, которые страшатся то возвращения мужа, то разочарования, вызванного видом возлюбленной в момент пробуждения.
На нем был отороченный мехом просторный узорчатый халат. Лицо застыло в трагической маске. В каждой руке он сжимал по пистолету.
– Этот для вас, д'Артаньян. Этот для меня. Умрем вместе.
Д'Артаньян внимательно посмотрел на своего друга.
– Да, умрем вместе, ибо мы обесчещены, – повторил Пелиссон.
– В такую рань?
– Да, в такую рань, – выдавил из себя Пелиссон с ужасающим вздохом.
– Положите пистолеты и объясните в чем дело.
– Договор.
– Понятно. Что с ним случилось?
– Он ускакал.
– Мой дорогой Пелиссон, договорам в зеленых папках редко случается отправляться ночью в дорогу, не предупредив хозяев.
– Да, но у нее была лошадь.
– Какая?
– Моя лучшая лошадь. Кобыла Клеопатра.
– Тогда дело серьезное.
– Кто же похитил договор? Кто скачет на моей кобыле?
– Ясное дело, ни вы, ни я. Вы слишком дорожите своей кобылой, а я едва держусь на ногах. Это Ла Фон.
– Ваш наперсник, ваш серый кардинал?
– Увы!
И от нового вздоха Пелиссона де Пелиссара завибрировали расставленные в комнате вазы.
– Выходит, он его нашел?
– Да.
– Однако тайник был превосходный.
– Великолепный.
– Что он сделает с договором? Пелиссон исторг стон.
– Он его пропьет.
– Вы полагаете?
– Он способен на это.
Мгновение д'Артаньян пребывал в неподвижности: голова покоится на подушке, глаза прикрыты.
– Д'Артаньян, одно из двух: или вы нашли выход из положения, или я кончаю с собой.
– Мой дорогой друг, мне очень не хочется видеть вас без признаков жизни, в крови, у моих ног, и потому я предпочитаю идею.
– Вы настоящий друг.
– Нет, настоящий эгоист, поскольку нуждаюсь в вас, пока еще не стал на ноги.
– Мы оба не тверды на ногах, не забывайте…
– А я скажу вам так: давайте забудем об этом.
– Забыть? Но на каком основании?
– Представьте, что мы поймали вашего Ла Фона.
– Если это удастся, я вытряхну из него сердце и разорву на две половины, одну брошу крысам, другую…
– Представьте всего лишь, что мы прибыли в Париж одновременно с ним.
– Тем лучше. Я потребую у кардинала, чтоб его колесовали. Кардинал слишком ценит меня как друга, он не откажет.
– Да, но прежде надо прибыть в Париж.
– Д'Артаньян, ваше хладнокровие меня ужасает. У вас есть еще какая-нибудь идея?
– Совершенно очевидно, что мы не в состоянии ехать ни верхом, ни в карете, иначе наши кости развалятся.
– Не сомневаюсь.
– Каков же выход?
– Это зависит от вас, дорогой д'Артаньян, или, вернее, от вашей идеи.
– Напротив, все зависит от вас, дорогой Пелиссон.
– От меня?
– Да, от вас и от вашего летательного аппарата. В глазах Пелиссона было смятение.
– Но ведь вы знаете: машина великолепная, однако она пока не летает.
– Это вы мне уже сообщали. Но для инженера вашего уровня…
– Изобретателя, изобретателя! Не инженера.
– Объясните, пожалуйста, разницу.
– Надеюсь, вам понятно, что я не могу забивать свою голову расчетами и портить себе руку отверткой.
– Разумеется.
– Я предоставляю это моим физикам, механикам, чертежникам, моим химикам, моим астрономам…
– У вас столько помощников?
– Да, в Оверни. Я даю им идею, и эти люди претворяют ее в жизнь.
– Я помню, вы излагали мне основной принцип.
– О, он очень прост. В моих копях добывают любопытный минерал, от него нагревается все, что расположено поблизости.
– Необычный жар, вы говорили…
– Такой жар, что у моих физиков сгорели руки. Пришлось выписать из Парижа новых.
– И с помощью этого минерала вы научились вращать два огромных колеса.
– О да, их вращает температура.
– Но аппарат не взлетает.
– Увы! Впрочем, он рассчитан на изрядный вес.
– Вес?.. Но с какой целью?
– Чтоб при подъеме сбросить балласт. Вот представьте: аппарат поднимает с земли шесть тысяч фунтов, но будет проще, если в воздухе он удержит всего три тысячи.