Влюбленный д'Артаньян или пятнадцать лет спустя
Шрифт:
– Капитан!.. О, мой кузен, вы так щедры.
– Это потому, что я так болен, сир.
– Не вступал ли этот д'Артаньян когда-то с королевой в сговор?
– Ради чести вашего величества.
– Терпеть не могу людей, которые вмешиваются в мои тайны и в дела моей чести, не испросив моего согласия.
– Сир, вам не придется жаловаться, когда вы узнаете, какую он привез вам тайну. Она сделает вас первым монархом мира.
– Возможно, раз вы этого желаете. Ну, а по поводу назначения мы еще потолкуем. Это все?
– Я завещаю вашему величеству трех министров, которые знают свое дело: де Нуае, де Шавиньи и кардинал Мазарини.
– Это хорошо, что вы завещаете мне троих. Они станут присматривать друг за другом, и у меня будет меньше забот. Мой кузен, вы пускаетесь в подробности, потому что намерены…
– Умереть. Совершенно верно, сир, умереть.
– Я этого не говорил.
– Это сказал я. Именно я, сир. Я покорнейше готов выслушать вопросы вашего величества.
– Существует предположение… это не более, чем сплетни… Болтают, будто господин Шавиньи… ваш сын.
– Как воспрепятствовать молве?
– О, это более, чем молва. По этому поводу распевают песенки.
– Будь Шавиньи моим сыном, я пожалел бы его.
– Это почему же?
– Потому что у меня много врагов. Будучи не в состоянии вредить мне лично, они вредят моим родственникам.
– Разве я не беру их под свою защиту?
– Время от времени, сир. Людовик XIII закусил губу.
– Родственник мне Шавиньи или не родственник, я все равно его жалею.
– Отчего же?
– Тот, чье имя он носит как сын, не блещет, увы, умом.
И на лице кардинала появилась улыбка – подтверждение слухов о связи, существовавшей между мадам Бутилье, матерью графа Шавиньи, и кардиналом.
– Я оставляю вам, ваше величество, еще одного верного слугу, который заслуживает вашей признательности.
– Но, дорогой кузен, – искренне поразился король, – скоро у меня будет столько слуг, что мне самому нечего будет делать.
– Только управлять, сир. Этого человека зовут Пелиссон де Пелиссар.
– Как раз этого я знаю. Превосходный дворянин, пожиратель паштетов, отважный воин, к тому же набожный католик.
– Могу добавить: незаурядный дипломат и ученая голова по части военного дела.
– Этот мне куда больше по нутру, чем ваш д'Артаньян. Что прикажете мне делать с этим феноменом?
– Определите его куда-нибудь послом.
– Да, но тогда он будет жить вдали от меня.
– Сделайте его маршалом Франции в знак признательности перед его заслугами инженера.
– Гораздо лучше.
И король, обожавший предаваться мыслям о войне, потер руки.
– Я счастлив, – произнес Ришелье со слабой улыбкой, – покинуть ваше величество в таком превосходном настроении.
– Мне будет вас так не доставать, мой кузен. Точнее сказать, я почувствую ваше отсутствие, если вы не встанете на ноги к концу года. Вам нужен отдых, потерпите еще немного. Все образуется.
Ришелье глянул на короля, скрывавшего в момент ухода под оживленностью свою подлинную радость.
Не размыкая век, Ришелье пребывал минуту в неподвижности, словно погрузился в сон.
Затем позвонил.
Появился Шерпантье, его первый секретарь.
– Попросите Мюло и Л а Фолена. Шерпантье поклонился.
Вскоре к умирающему вошли Мюло и Ла Фолен. Мюло с трудом сдерживал слезы. Ла Фолен задыхался.
– Приблизьтесь, – произнес Ришелье. – Вы, господин Ла Фолен, всю жизнь поддерживали меня против моих самых непримиримых врагов…
– Ваше преосвященство!
– Ограждали от непрошенных особ, докучающих при жизни и не ведающих жалости в годину смерти.
– Я продолжу мое дело, монсеньер это знает, – воскликнул Ла Фолен с анжуйским акцентом.
– Нет, Ла Фолен, на этот раз персона слишком знатна и вы не сможете указать ей на дверь.
– Кто это, ваше преосвященство, кто?
– Это смерть. Но я пригласил вас не для того, чтоб рассуждать о пустяках. Мне хотелось бы знать…
И кардинал сделал усилие, чтоб говорить громче.
– Мне хотелось бы знать, хорошенько ли вы поели сегодня.
– Да, – ваше преосвященство, – ответил, слегка поколебавшись, Ла Фолей, Да, хотя, должен сказать, пища не лезла мне в рот.
– Что же вы ели?
– Да так, немного… Каша, но превосходная. Паштет из зайца и паштет из кабана. Бекасы. Немного зелени.
– И это все?
– Фаршированный поросенок, ну и всякая там мелочь.
– Это именно то, что я желал от вас услышать. Спасибо, Ла Фолен. Благодаря вам я насладился последней трапезой. А теперь оставьте меня с Мюло.
И Ла Фолен вышел, пятясь. Он закрыл глаза своему хозяину на гастрономическую сторону жизни.
Мюло подошел вплотную к ложу кардинала.
То был самоотверженный человек.
Когда после убийства маршала д'Анкра[8] кардинал оказался в изгнании в Авиньоне, Мюло доставил ему туда три или четыре тысячи экю – все свое состояние, С той поры кардинал взял себе другого духовника. Но Мюло, ласковое и в то же время суровое ухо церкви, остался при первом министре.
– Как ты считаешь, сколько надо отслужить месс, чтоб вызволить душу из чистилища?
– Церковь не предусматривает таких подробностей.
– Ты невежда, – беззлобно отозвался кардинал. – Их требуется ровно столько, сколько необходимо, чтоб нагреть печь, швыряя в нее снег. Это значит…
Мюло устремил на него вопросительный взгляд.
– Значит, времени на это уйдет очень-очень много. Лицо кардинала передернулось в гримасе. Затем он спросил:
– Каково вино урожая 1642 года?