Влюбляясь в Бентли
Шрифт:
У вас когда-нибудь был момент, когда вы хотели бы повернуть время вспять? В одну минуту все хорошо, а в следующую… все превращается в дерьмо.
— Я… я не… это был несчастный случай. Я чистил его и… — я заикался. В этот момент я услышал, как открывается входная дверь, и мое тело напряглось. Отец собирался выбить из меня все дерьмо. Я заслужил это; мы со Стерлингом оба знали это. Брат смотрел на меня не мигая, его челюсть была стиснута. В фойе послышались шаги отца. Я вскинул подбородок и расправил плечи, готовый принять наказание как мужчина. Рука Стерлинга вырвала
— Эй! — запротестовал я. — Отдай мне мою винтовку.
— Что, черт возьми, здесь произошло? — раздался голос отца. Его портфель грохнулся на пол. Темные брови опустились, взгляд упал на винтовку в руках Стерлинга.
— Я показывал Сою, как чистить его ружье, и оно выстрелило, — сказал Стерлинг. — Это была моя вина. Наверное, забыл поставить на предохранитель.
— Ты, наверное, забыл включить предохранитель. — Отец откинул голову назад. Он направился к Стерлингу, став на голову выше и определенно злее. — Почему я не удивлен? — Он выхватил винтовку из рук моего брата. — Ты ломаешь мое дерьмо; справедливо, что я уничтожу твое. Звучит примерно так, не правда ли?
— Да, сэр, — пробормотал Стерлинг.
Отец снял пиджак, подхватил запасные патроны и повернулся на пятках. Мое нутро сжалось от осознания того, куда он направляется. Лицо Стерлинга побледнело в соответствии с длинными шагами отца, который ни разу не выдал правды. Мне хотелось, чтобы он рассказал. Чувство вины съедало меня изнутри.
Отец пинком распахнул дверь в комнату Стерлинга и подошел к ней, собирая холсты, развешанные вдоль стены.
— Возьми и тот, что на мольберте, — рявкнул на меня отец. При виде незаконченной картины Стерлинга, изображающей мальчика, играющего в канализационном стоке, у меня сжалось сердце. Я заколебался, но в конце концов взял картину, зная, что будет, если я этого не сделаю. — Пойдем, Сой. Пора нам немного потренироваться в стрельбе по мишеням.
— Но ведь он действительно не хотел! — Я попытался следовать за отцом до самого заднего двора. — Пожалуйста, не надо. — Я повернул голову. — Стер, скажи ему правду! Мне все равно. Я выдержу. Честно.
— Заткнись, — огрызнулся Стерлинг.
В тот момент разница в возрасте между Стерлингом и мной казалась астрономической. В тот день я уважал своего брата больше, чем когда-либо уважал бы своего отца.
Сердитые шаги отца пересекли двор. Он прислонил холсты к деревьям, разбросанным по двору, отступил назад, прицелился в мою винтовку и выстрелил, один за другим. Все это время он улыбался.
Пожилая леди арендовала каретный домик на нашем участке. Элейн была странной старой сукой, которая держалась особняком и никогда не открывала жалюзи. Мой отец сдал ей дом именно по этой причине, потому что думал, что она будет заниматься своими делами.
В тот день Элейн сделала так, что выстрелы из винтовки и шестнадцатилетний подросток, получивший удар в живот, стали ее делом. Закон появился
Мой отец обнял Стерлинга за плечи и прижал его к себе, сияя притворным восхищением.
— В следующий раз, когда мы с ребятами решим потусоваться, мы обязательно заглянем к Элейн, чтобы она знала, что беспокоиться не стоит. — Он сверкнул белыми зубами в сторону полицейского.
Полицейский отставил кружку с кофе, убрал шариковую ручку в карман своей темной рубашки и встал, протягивая руку в сторону моего отца.
— Я думаю, мы закончили. Извините, что прервал ваш вечер.
— Нет. Это я сожалею, что вам пришлось выйти без причины в такой прекрасный день. Вы должны быть дома и наслаждаться своей семьей, — сказал мой отец, следуя за полицейским к двери. Полицейский остановился и еще раз повернулся, бросив на нас со Стерлингом взгляд, который говорил: слушайте отца и ведите себя хорошо.
На рубашке полицейского блеснул металл. В кобуре висел пистолет.
Как только дверь закрылась, отец повернулся и уставился на Стерлинга.
— Никогда больше не ставь меня в такое положение, — сказал он, глядя на меня полными ненависти глазами. Он убежал на кухню, оставив нас со Стерлингом стоять в недоумении.
— Я решил… — сказал я, приостановившись.
— Что ты решил? — спросил Стерлинг, все еще глядя на входную дверь.
— Я хочу быть полицейским.
— Зачем тебе вообще быть копом, Сой?
— Чтобы я мог видеть всю эту чушь. Я бы знал, что произошло на самом деле, — сказал я.
— Я никогда не занимался спасением, — признался я Виктории. — Меня всегда спасал Стерлинг.
Мы доходим до заднего угла здания, где мой брат лежит без сознания на старом грязном матрасе с пятнами мочи; рядом с ним свернулась калачиком какая-то шлюха. Я приседаю рядом с матрасом и вижу знакомое с детства лицо. Черт. Я же парень. Плакать недопустимо, но, черт возьми, когда мой брат, тот самый парень, который всегда выручал меня, превратился в наркомана, которого некому выручить, слезы катятся по моим щекам. Я рассеянно смахнул их и потянулся к его плечу. Его глаза закрыты, но мне не нужно видеть их, чтобы понять, что в них хранится печаль, которую я вижу уже много лет. Большая часть этой печали была навеяна мной. У Стерлинга была возможность сбежать, поступить в колледж, и иногда я думаю, что он все испортил, чтобы остаться здесь ради меня.
От него пахнет канализацией, в которой он провел последние пару дней.
— Эй, проснись. Ты выберешься из этой дыры. — Я поднимаю взгляд на Викторию. — Спасибо, что позвонила мне. Он бы никогда не позвонил.
— Его не должно быть здесь, — говорит она. Ее руки скрещены на груди — явный признак того, что она не готова с этим справиться. Но ее глаза говорят об обратном. Ее глаза говорят о том, что она глубоко влюблена в моего брата.
— Согласен, — говорю я ей. — Ты готова?
Она кивает.