Вне имён
Шрифт:
Раньше ей казалось, что иногда она умеет останавливать время. Вернее, такое с ней несколько раз происходило... Выпадение из времени или из действительности... В первый раз это случилось однажды, когда она еще училась в школе и ожидала двух своих подруг в фойе театра. Они должны были купить вместе билеты и пойти на спектакль. Но, произошло нечто неожиданное. Она подошла к рекламному щиту, занимающему одну из стен справа от входа, и долго разглядывала портреты актеров и актрис и фотографии сцен из спектакля. И вдруг... Её стало будто бы уносить, затягивать куда-то. Кажется, вот-вот она окажется там, в далеком прошлом, среди дам в длинных платьях и молодых людей с тросточками. Будто бы повиснув в пустом пространстве между мирами, витая абсолютно вне действительности, она услыхала, как из глухого колодца, смех и разговор своих подруг, которые,
И сейчас Фанни вдруг почувствовала, что земля уходит у нее из под ног, и вот она бежит в абсолютной пустоте...На время она будто бы выпала из реальности, полностью растворилась в непривычных ощущениях. А когда вновь осознала окружающее, то оно переменилось. Но, быть может, ей только показалось. Время, казалось, теперь было более раннее, поскольку мимо проходило довольно много людей, да и многие кафе еще не закрывались. Но Фанни все равно потом долго петляла, отчужденная от всего, по улицам города. Затем, наконец, остановилась и перевела дух. Впереди - витая решетка Летнего Сада. Михайловский замок. Бесконечный дождь. Легкий порыв ветра и страха. Она робко обернулась, но сзади теперь не было никаких преследователей. Все равно - только все время двигаться. Мимо Летнего Сада... Дойти до Дворцовой площади...Свернуть к Адмиралтейству... Исаакиевский Собор...
"Как там, - вспомнила Фанни, - Дом на Фонтанке... Масоны... А еще - дом-музей Набокова? Стоп! Вот он, пожалуй, отсюда ближе. За полчаса точно дойду", - и она повернула обратно, к Невскому, и набрала номер, который ей дал Неназываемый.
– Я иду, - сообщила она коротко, как только дозвонилась.
– Хорошо. Вас ожидают, - ответил ей ровный женский голос.
Когда она уже подходила к нужному ей дому, от одного из близлежащих зданий, выстроенных в стиле модерн, с большими витражами, отделилась старуха в темном, зимнем пальто. До того, застывшая под его стенами, как кариатида. Старая и скрюченная, с большим носом, она повелела следовать за ней. "Кого она мне напоминает? А, ну да... три карты, три карты... Старую графиню. Это - ее призрак? Говорят, что он гуляет до сих пор по Петербургу", - подумала Фанни, последовав за старухой.
Когда они выбрались на Невский проспект и пошли среди нарядных толп молодых людей и девушек, жаждущих прогулок и приключений, то старуха, не обращая ни на что внимания, схватила Фанни за руку и продолжала вести все дальше и дальше на довольно приличной для бабки скорости. Рука у нее оказалась неожиданно теплой и нежной на ощупь. И вскоре они были у лестницы, ведущей в одно из зданий, которое внутри оказалось не запертым и пустым. По внутренней парадной лестнице поднялись к резным, старинным дверям. Бабка неожиданно скинула шубу, кинула ее на стоящую рядом с дверью деревянную лавочку, распрямилась и... сняла с головы великолепно и натурально выполненную резиновую маску. Скинула уродливые сапоги...
Бабки больше не было, теперь это была девушка, похожая на индуску, в ярком шафрановом платье, чем-то похожем на сари, но более коротком, до колена, и в полупрозрачной накидке-шарфе. А за дверями снова оказалась небольшая парадная лестница вверх и длинный, идущий в обе стороны, коридор. Они прошли направо вдоль этого коридора, и незнакомка открыла ключом одну из ряда дверей. Фанни вошла первой и оказалась в большом круглом зале с высокими потолками и стрельчатыми окнами полуокружностью, выходящими во двор. С другой стороны, сверху, шли массивные ложи.
Там, посередине зала, за столом, расположенным в центре, сидел молодой человек с коротко стриженными русыми волосами. При появлении Фанни и её проводницы, он оторвался от книги. Внимательно посмотрел на Фанни весьма проницательным взглядом. Над его столом зависал некий странный осветительный прибор или украшение, состоящее из кристаллов, камней и трубочек. Прибор зашелестел,
– Проходите!
– сказал молодой человек.
– Вас заинтересовала безделушка над столом?
– он слегка улыбнулся лишь кончиками губ.
– Вы - Фанни?
Она молчала.
– Я - Библиотекарь. Зовите меня так. А ее - Беата, - и он кивнул в сторону девушки, которая привела сюда Фанни.
– Просто библиотекарь?
– Да, - молодой человек приподнялся и чинно поклонился.
– А где..., - промямлила Фанни, только теперь осознавая, что не знает имени Неназываемого.
– Он с вами встретится позже, если так будет нужно. Если вы захотите сотрудничать с нами, - произнесла Беата.
– Вы меня вербуете? Но я о вас ничего не знаю, - удивилась Фанни.
– Нет. Мы вас не вербуем. Просто, у вас возникнет выбор дальнейшего пути. Вы, Беата, свободны теперь, а вы, Фанни, сначала присядьте и осмотритесь, - серые внимательные глаза Библиотекаря по-прежнему изучали её.
– Да, я, пожалуй, пойду, - ответила Беата и совсем бесшумно растворилась за дверью.
– Мы - в Ротонде?
– спросила Фанни, присаживаясь.
– Нет. Мы в библиотеке. В Ротонде сейчас... Э-э... Немного шумно.
– Вы объясните мне, куда я попала? Поймите, мне некуда сейчас пойти, меня преследуют неизвестные мне люди, и будто все события складываются сейчас против меня... На этом фоне появляетесь вы. Так было у вас задумано - или вся прелюдия случайна? Я не шибко верю в случайности. Развейте мои страхи и расскажите о себе, своих намерениях, пояснее и покороче.
– Если - покороче, то мы спасаем таких, как вы... От тех, кто совсем не такие. И кажется, в этот раз успели вовремя.
– Тогда, пожалуйста, подлиннее, - нервно хихикнула Фанни.
– Вначале допустите, что мы - друзья, и не причиним вам зла. Мы просто беседуем и никуда не спешим. А я приступлю к рассказу, как и собирался. Он будет длинным, - промолвил Библиотекарь тоном человека, слегка пошутившего, но теперь вошедшего в "серьез".
– И, может быть, это покажется странным, но я начну с некоторой теоретической части, очень издалека - а вы просто внимательно слушайте. Итак, некогда, мудрые люди хотели освободить человечество от тяжелого физического труда, и потому изобрели машины. Но, машины должны кем-то контролироваться, и потому затем придумали программирование и компьютеры. И, в конце концов, эти компьютеры, только уже и включая заключенных в них интелов, стали, в результате, мозгами человечества. Они изобретают, совершенствуются, пишут программы, сочиняют стихи и прозу. Причем, интелы - это полностью очеловеченные компьютерные мозги, так что, нам не грозит "восстание машин" или порабощение человечества роботами, как этого боялись фантасты прошлых времен. Казалось бы, всё замечательно, но... Нам грозит иное: полностью атрофированные мозги у основной массы населения. Примитивизация чувств и мысли. А в конечном итоге - невозможность этой среды производить новых интелов, поскольку условия убьют тех людей, в ком зарождается разум. И в реале нас ждет серая беспросветность. Мы, как человечество, в результате создания машин отнюдь не избавили себя от физического труда. Но... освободили, причем, почти полностью, от труда умственного. Тяжелый физический труд в исполнении людей сохранился, поскольку оказался дешевле применения машин. Людей использовать дешевле на стройке, для уборки помещений, погрузки товаров - на самых тяжелых работах. А вот, в отношении умственного труда - интелы предпочтительней. И они трудятся совершенно бесплатно. Само создание интела - тоже сейчас стало не особенно затратным. И потому, многие конторы используют исключительно интеллектуальный труд интелов, не приглашая на работу людей с мышцами и кожей. Таким образом, именно от тяжелого труда, возможности рабства и уничтожения другого человека, как мыслящей единицы и превращения его в тупое животное, работающее для прокорма, человечество никуда не ушло. Интеллектуальный же труд нынче совсем не оплачивается, поскольку ничего не стоит: интелы работают бесплатно и круглосуточно. Они создают проекты, изобретают, рисуют, пишут... Люди не избавили себя от необходимости протирать влажной тряпкой полы, но совершенно избавили себя от малейшей необходимости думать. Вдобавок, мыслящие люди перестали быть нужными государственным структурам.