Внуки красного атамана
Шрифт:
– Их надо прижать к яру со всех сторон, чтоб никто не вырвался, - давал последние наставления Кудинов - Если кто из них захочет кинуться с обрыва пускай кидается. Упадет на лед - костей не соберет. Как только выскачут на середину загиба, где лежит на дороге кучка соломы, я ударю из миномета. Дам команду по-немецки: "Фойер[17]!" - имейте в виду. Пусть они думают, что тут немцы засели. Должны запаниковать. Вы огонь открывайте после того, как я во второй раз крикну: "Фойер! Фойер!" Передайте мои команды от засады к засаде. А если скомандую "Стоп!" - прекращайте огонь.
Никто не мог усидеть в теплой хате. Стояли на морозном ветру, который доносил звуки боя со стороны Старозаветинской.
Егор, сидевший вместе с Иваном Свередой на высокой блоковой скирде, отвел от глаз бинокль обер-полицая Тадыкина, крикнул вниз:
– Товарищ сержант! Вижу верховых. Человек тридцать. Вымчали на Теменной бугор. Несутся полным аллюром. А за ними - шесть подвод.
– Принято!
– ответил Кудинов.
– Слазьте, хлопцы! Надеть маскхалаты. Все по местам!.. Помните: бить прицельно. И - спокойно! Без горячки.
На тот конец изгиба яра в заросли черноклена побежали четверо: они запрут дорогу, если кто из врагов кинется назад. Три Ивана и Беклемищев засели в кучах металлолома, закрыв выходы в открытую степь. Пантюша с Кузьмой поставили пулемет "максим" у въезда на табор. На другой стороне, за сеялкой, расположился Семен Кудинов с минометом. Вторым номером у него был Васька Железный. Егор с автоматом забрался на чердак амбара, стоявшего неподалеку. Из окошка он хорошо видел дорогу до самого конца загиба. Ветер развернулся к тому времени, потянул с юга, стал срываться снег.
"Это нам на руку!
– подумал Егор.
– Ветер и снег будут бить зондеровцам по глазам, по мордам. И они хорошо услышат Сёмкины команды на немецком". Его била нервная дрожь, забирало нетерпение: "Да где же они, собаки?!. Быстрей бы началось..."
И пожалел вдруг Егор, что не зашел к Даше, не простился с ней, ничего не сказал...
Они вынеслись из-за кустов, где укрылись четверо из отряда самообороны, и вдруг остановились, съехались в кучу. Подводы приблизились к всадникам.
– Черт возьми, что они задумали?!
– услышал Егор голос Кудинова.
Там, в группе всадников, вспыхнул огонь. Зондеровцы зажгли факелы и, размахивая ими, по-разбойному вопя и посвистывая, галопом поскакали к табору.
Кудинов взял в руки мину. Передние вот-вот достигнут места, где лежит солома, - до нее двести метров отсюда; он сам вымерял шагами расстояние. Опустил мину в ствол миномета. И в то мгновение, пока мина была еще в воздухе, летела по крутой траектории, Семен крикнул во всю силу своих здоровых легких:
– Фойер!
Скакавшие впереди зондеровцы услышали хлопок вышибного заряда мины и команду на немецком языке, осадили в панике коней. Задние всадники налетели на них. И тут прямо в их скоплении рванула мина. Зондеровцы полетели с седел, крича, и кони закричали страшно, падая и вздыбливаясь. Вторая мина взорвалась сразу же за первой и снова до оставшихся в живых зондеровцев донесся крик:
– Фойер! Фоейр!
По уцелевшим всадникам ударили с трех сторон из автоматов и пулемета. Семен бросал мины. Кони вырывались из огненного круга, убегали прочь. Двух всадников, пытавшихся ускакать в степь, тут же положили в снег. Четверо уцелевших ездовых пытались развернуть тяжело нагруженные подводы, но увязли в сугробе, и тогда двое из них, скатившись с бричек, поползли к яру, а двое побежали назад по-над обрывом. Этих встретила пулями засада в черноклене, а первые грохнулись на лед Ольховки.
Спешенные зондеровцы залегли на дороге за трупами лошадей. Кричали:
– Вир зайне! Найн шиссен[18]!
– Стоп!
– скомандовал Кудинов.
Его команду передали по засадам. Стрельба прекратилась.
– Вир зайне! Найн шиссен!..
– доносилось из кучи поверженных.
– Аллес ауфштейн[19]!
– подал команду Семен. И сказал
своим потише: - Взять их на мушку. Поднялись четверо.
– Цу мир[20]!
– приказал Кудинов. Те подошли ближе.
– Хальт! Вер зольхе[21]?
– Вир - зондеркоманда[22]!..
Семен положил ствол автомата на сеялку, прицелился.
– Мы знаем, кто вы такие, гадюки! Получайте свое!
– и нажал на спусковой крючок.
И тотчас послали очереди Егор, Васька и Кузьма с Пантюшей.
Зондеровцы сломились, как гнилой бурьян на жестком ветру, рухнули, наевшись свинца.
Командир отряда самообороны молчал, не подавал никакой команды, чего-то выжидал.
– Сержант, что теперь делать?
– поднявшись во весь рост из-за станины трактора, спросил Иван Редюка.
Семка не успел скомандовать: "Лежать!", как ударила автоматная очередь из-за убитой лошади на дороге, и оттуда выскочил зондеровец. Петляя, пригибаясь, он побежал к яру. Егор не видел, как упал Иван Редюка, он выстрелил по бегущему - хорошо на мушку принял. Тот выронил автомат, но продолжал бежать. И только на самом краю обрыва он судорожно изогнулся, завернул голову назад и рухнул на снег, скорчившись.
– Видно, был самый ушлый из всех, - сказал Пантюша, сплюнув.
– Всех думал перехитрить, сучий сын.
– Редюку убило!
– крикнул Иван Свереда. Командир отряда ругнулся:
– Вот дурило - высунулся!.. Говорил же: слушать мои команды!..
Больше из той кучи никто не выскочил, никого там не осталось в живых. Трех тяжело раненных коней пристрелили, чтоб не мучились.
Собрали трофеи и документы. Трупы оттащили от дороги в бурьян, закидали снегом. Подводы с награбленным добром и продовольствием загнали во двор табора.
Ивана Редюку положили на сани возле хаты. Пуля попала ему прямо в лоб. На его округлом безусом лице застыло недоумение.