Во времена фараонов
Шрифт:
Синухе, герой сказки, долгое время прожил изгнанником в Азии; возвращенный царской милостью, он был приведен к фараону в присутствии цариц и двора. Синухе чувствует, что у него подкашиваются ноги и он теряет сознание; между тем, царь говорит царице: «Вот вернулся Синухе, разряженный, как азиат!» И царица залилась громким смехом, и дети царские расхохотались все сразу. Но Синухе был знатным египетским вельможей; во сколько же смешнее держал себя посланник Кадашман-Эллиля!
Впрочем, заботливость вавилонского царя трогательна. Едва ли была особенно завидной доля этих принцесс, оторванных от варварских дворов страны хеттов и Митанни, даже от утонченного двора Вавилона, и перенесенных в этот египетский мир, где нравы, обычаи, язык, понятия были так отличны. Правда, будущие царицы увозили с собой свиту из женщин и слуг, иногда до нескольких сот человек [70] , которые заменяли им «дом»
Но через несколько месяцев добрая богиня пускалась в обратный путь, на родину, и увозила с собой воспоминания детства принцесс.
Мы находим в письмах еще одну подробность. Фараоны неохотно отвечали взаимностью и обыкновенно отказывались выдавать своих дочерей или сестер за их азиатских союзников. Девушки «божественной крови» были не для ложа этих вояк; египетских Марий-Луиз не отдавали Наполеонам Митанни или Кардуниаша. На это громко жалуется вавилонский царь:
«Когда я испрашивал руку твоей дочери, ты ответил, говоря: ”Никогда дочь египетского царя не бывала дана никому”… Когда мне доложили эти слова, я послал сказать тебе следующее: ”Если ты посылаешь ее мне с сожалением, я предпочитаю, чтобы ты вовсе не посылал ее”. У тебя нет ко мне братского расположения. Когда ты сообщил мне о своем намерении освятить союз наш браком, я отозвался на это с добротой брата; а теперь, брат мой, когда я выражаю тебе желание укрепить наш союз браком, почему отказываешься ты выдать за меня дочь твою? Почему не даешь ее мне? Если бы я еще отказал тебе в этом, это было бы понятно, но мои дочери были в твоем распоряжении, я ни в чем тебе не отказал» [72] .
Правда, фараоны умели вознаграждать своих азиатских союзников. Отказывая им в женах, они посылали им золото: вот в чем заключалась тайна их неотразимого влияния и расплата за все унижения. «Пошли мне золота… я пошлю за твоим золотом… некогда отец твой посылал моему отцу много золота… ты должен послать мне такое же количество золота, как посылал твой отец…» [73] Таковы фразы, постоянно повторяющиеся в переписке Эль-Амарны; нет, пожалуй, ни одного письма, где бы речь не шла о золоте, которым в изобилии располагают фараоны и на которое направлены все вожделения азиатов. Фараоны действительно были очень богаты: Абиссиния, россыпи Итбея и Синая доставляли им в громадном количестве золото, и самородное, и добытое путем промывки, драгоценные каменья, так что сложилась поговорка, часто повторявшаяся азиатскими царями: «В Египте у царя золота что пыли…», «дорожная пыль – это чистое золото» [74] .
Не из одной жадности просили золота азиатские союзники: они требовали его во имя настоящих торговых договоров, которые присоединялись к союзам по кровному родству. Все эти семитские цари были опытными торговцами, ловкими промышленниками, которые всеми силами поощряли обработку металлов, уже процветавшую в их странах. Мы видим в руках у сборщиков податей на барельефах египетских храмов или на стенописи фиванских гробниц очень любопытные произведения сирийских и халдейских мастерских: это золотые, серебряные или бронзовые вазы, столовая утварь, украшенная мотивами, заимствованными из флоры или фауны Азии, оружие с художественной резьбой, слоновые клыки, мебель, ткани, драгоценные украшения… Но, кажется, не хватало сырого материала хорошего качества для этой цветущей промышленности; один Египет мог доставлять им его, и по дешевым ценам, если хотел фараон. Поэтому каждая политическая услуга оценивалась по настоящей стоимости драгоценного металла; союзники фараона были очень настойчивы в требовании того, что им полагалось, не давали обманывать себя в качествах поставляемого товара. Требования этого рода многочисленны. «Посол, которого ты отправил, – пишет Буррабуриаш Аменхотепу IV, – поставщик двадцати четвериков золота недоброкачественного, которое, будучи подвергнуто пробе, не дало даже и пяти четвериков чистого золота…»; или: «Слитки золота, которых брат мой не испытал, расплавленные для пробы, были мне возвращены, их не захотели принять…» [75]
Нужно добавить, что азиатские цари признавали обмен подарками и часто извещают об отправке оружия, слоновой кости, драгоценных украшений. В этом отношении очень ценны списки предметов, составляющих приданое принцесс Вавилона и Митанни, – сотни строк нужны, чтобы перечислить ожерелья, кольца, браслеты и прочие украшения, мебель и разное приданое, которое посылали в Египет с караванами, часто подвергавшимися разграблению
Благодаря этой-то дипломатии, не пренебрегающей ни политическими сношениями, ни кровными узами, ни деловыми отношениями, фараоны в течение ста пятидесяти лет, до вторжения неотразимого потока переселения народов, смогли удержать протекторат над Сирией, не прибегая к обременительным обязанностям администрации за пределами Египта, ни к военной оккупации. Как ни изуродованы экземпляры писем Эль-Амарны, все же по ним видно, что дипломатия существует не с XVI в. н. э., как этому нас чересчур любезно обучают. Чем больше своих тайн открывает нам древность, особенно восточная, тем больше мы познаем, что мысли и действия человеческие стары, как стар вещественный мир, и что всякое нововведение не более как обновление.
Было бы интересно поближе узнать Талейранов и отцов Иосифов, которые изобрели или дали направление течению руководящих идей египетского Министерства иностранных дел; но в восточной древности редко случается, чтобы всплывали отдельные личности; документы открывают нам дело общих усилий. Недостаток официальных документов пополняется для нас народной литературой: сказки Древнего Египта показывают, что в этой стране, как и повсюду на свете, были очаровательные искатели приключений, которых эти щекотливые и опасные переговоры, влекущие за собой любовь и ненависть, войну или мир, благосостояние или экономический упадок, окружили настоящим ореолом рыцарства.
Таким рисуется нам посланник, к которому обращается писец, автор «Путешествия одного египтянина» [76] , предсказывая ему опасности, славу и любовные подвиги. «Я дам тебе узнать путь, идущий через Мегиддо. И вот ты на краю пропасти в две тысячи локтей глубины, полной каменных глыб и голышей; ты идешь, держа лук и потрясая мечом в левой руке, ты показываешь его доблестным вождям, и они принуждены опустить глаза перед твоей рукой… Между тем, ты идешь один, без провожатого, без свиты, что шла бы за собой, и не попадаются тебе горцы, которые указали бы, какому направлению должно тебе следовать; и страх овладевает тобой, волосы дыбом встают на голове, ибо нет на пути твоем проложенного следа, пропасть с одной стороны, отвесная гора с другой. Наконец, вступая в Яффу, ты встречаешь плодовый сад в пору полного его расцвета; ты проделываешь в заборе дыру, чтобы забраться в сад поесть; тебе попадается там красивая девушка, стерегущая сад; она принимает тебя за друга и отдает тебе цвет своей груди. Тебя замечают, ты открываешь, кто ты, и все признают, что ты герой!..»
Пресловутый Джхути, который, по преданию, усмирил взбунтовавшийся город Яффу, введя туда воинов, спрятанных в сосуды, и потрясая большим жезлом Тутмоса III, – вот легендарный прообраз египетских вестников, посредников между царями и городами. В стране Нахарине обреченный царевич находит далекую принцессу, которая выкупает его от трех злых роков. На берегах Аляшии жрец Унуамон, вместе с тем купец и дипломат, обошел хитрых сирийских царьков. Сами боги Египта занимаются дипломатией; целая их тысяча дает поруку в договоре, подписанном Рамсесом II с царем хеттов, а позднейшая легенда гласит, что они направляют в качестве посланника одного из них, Хонсу Фиванского, снять чары с дочери вождя Бахтана. Так крупными чертами рисуется в поэтическом цикле тип искателя приключений, смелого, любезного, хитрого мага, который превосходит человека, но дает понятие о том, чем был для египтянина идеальный «делец».
III. Египет до пирамид
Удачные раскопки последних пятнадцати лет открыли нам происхождение египетской цивилизации. До сих пор история Египта начиналась для нас за одно столетие до IV династии, воздвигнувшей великие пирамиды, около 4000 лет до н. э. О временах более ранних ходили только недостоверные предания; если верить Манефону (составившему около III в. до н. э. греческую историю Египта, от которой остался один хронологический перечень), две первые династии происходили из Тина (около Абидоса); третья пребывала в Мемфисе и основала Мемфисское царство, оставившее нам пирамиды и другие памятники.